Матвей Крокодилов - Будённый Двадцать Шестой (СИ)

тащить во двор ведь подвал целиком, с вонючими стенами и раскисшим полом?).

  С каждой секундой идея становилась всё заманчивей. Канистра висит на верёвка, верёвка поднимается к потолку и привязана (он уже клал голову под лапы, движение скорее инстинктивное, как смотреть на часы) к стальному тросу, что тянется под потолком от стены к стены (много беспокойства причиняли зыбкие стены, постоянно менявшие форму: на его мысленном чертеже они представлялись чем-то вроде волнения на море, вывернутого наизнанку и наложенного само на себя). Раньше, когда здесь шла торговля, к ним что-то подвешивали. Стена возле входа выглядит вполне надёжной, как и противоположенная, в которую уходит трос... а почему бы и взаправду не попробовать?..

  Карабкаясь по стене, он чувствовал, как из-под лап сыпется бетонная крошка, а уже наверху чудом не полетел кувырком - трос оказался куда более шатким, чем казался снизу. Присосавшись, словно пиявка, он медленно-медленно пополз вперёд, орудуя скорее когтями, чем лапами. Добравшись до верёвки (зыбь боковых стен, похоже, усилилась, они сгибались и разгибались, чудом не лопаясь в пыль), он осторожно нагнулся и принялся грызть.

  Рот наполнился гадостью, после каждого укуса приходилось сплёвывать вниз, а за ушами выскочил пот. Чтобы отвлечься, он пытался угадать, что это за материал. Не проволока точно, металлическую проволоку его зубы грызть пока не научились. Он решил, что позовёт на помощь Будённого, если проволока окажется вдруг железной. Может, пакля? Нет, вкус совсем нерастительный, но и на изоляцию не похоже. И не чистая резина, резина пружинит...

  Момент обрыва Эразм не уследил и чудом успел спрятать морду, когда огрызок верёвки спружинил ему чуть ли не прямо в пасть. Он непроизвольно зажмурился, а когда распахнул глаза, кончиком хвоста чуя, что что-то не так, то обнаружил, что канистра бесследно исчезла: внизу, на полу, куда доходил слабый отсвет из распахнутого входа, было пусто. И только немного позже понял, что так оно и есть - он не услышал удара при падении. Всё говорило о том, что канистра растворилась прямо в воздухе.

  Оценив шаткость мира, предпринимать розыски он не рискнул. Спрыгнул на пол и принюхался. Ничем новым не пахло.

  "Ну и ладно!"

  Счастье улыбнулось дальше по улице. Это была чистейшая, нетронутая, девственная пластмассовая канистра с машинным маслом, которая ехала на тележке с крошечными синими колёсиками из дешёвой пластмассы, направляясь, похоже, к скверику, где стоял памятник собакам - жертвам экспериментов академика Павлова.

  Эразм схватил её обоими лапами и столкнул на асфальт. Канистра послушно съехала, а тележка как ни в чём не бывало покатила дальше, намного быстрее, чем прежде. Едва ли она что-то заметила.

  "Ну и до свидания",- подумал Эразм, волоча канистру зубами. А всё-таки, колёсики бы ей не помешали.

  Колёсики к канистре - это как раз то, что нужно.

  По весне пришли дожди. С неба падала ржавчина.

  Посередине белоснежной ночи Эразм проснулся и выглянул из форточки, которая когда-то вела в бензобак.

  Будённый Двадцать Шестой стоял во дворе и смотрел вверх.

  Ночное небо горело бесконечно белым прожектором, все стены стали низкими и призрачно-серыми, далёкие ржавые тучи ползли и дрожали, словно кофейные разводы на белом столике, - и чернел угрюмым прямоугольником плечистый двухметровый Будённый. Его глаза превратились в едва заметные угольки, а рот был распахнут и с регулярным рёвом выезжали из дёсен отточенные титановые пластины.

  Будённый Двадцать Шестой показывал зубы.

  В один из дней на горизонте загрохотало. Сперва казалось, что это очередной Поезд - они любили появляться по чётным числом, но прошёл день, ночь, потом ещё день, а грохот не утихал.

  Эразм отправился на разведку, но разнюхать подробностей не удалось. Грохотало за Расколом, где-то в частном секторе, и даже с Банка нельзя было ничего разглядеть.

  На обратном пути Эразм сделал крюк через

--">