Иван Логинов - Призванный. Возможно, баллада.

 Иван Логинов

ПРИЗВАННЫЙ

Возможно, баллада

Пространство огромно, ограничено лишь звездами на черно-фиолетовом небе, изогнувшемся гигантским куполом. Снизу, в некотором углублении, противолежит ему широкая заснеженная котловина, круглая, как арена, окаймленная черно-зеленой зубчатой стеной вековых елей. Солнце сползло за кромку горизонта, по-видимому, недавно – слева подножие неба еще темно-синее. Но полная луна справа уже набрала свой максимум мертвенного света. Звенящий звук, скорее возвращенное эхо, объемная акустика почти необъятного пространства, утяжеляется, ритмизуется, будто далеко-далеко, где-то там, за пределами окоема, спокойно, ровно, холодно бьется громадное сердце. Подмораживает. Стылые крупные звезды лениво мигают, прикрывая веки на три четверти. Равнина отблескивает мириадами льдистых кристаллов, словно присыпанная алмазной пылью. Если ступить на твердый наст, хруст, скрип, шорох отчетливо разнесутся по всей округе. Но ощущение, возможно, обманчиво. Впереди, у дальнего края черно-зеленой каймы, зарождается еще неявное мельтешение, некое колыхание теней, змеящиеся разводы. В полном безмолвии, сопровождаемое лишь мистическим пульсом пространства, больше ритмом, чем звуком, клубящееся и роящееся облако отделяется от мглисто-темного фона и, постепенно приближаясь, принимается растекаться в размерах. По обеим сторонам из него вырываются стелющимся рыскающим наметом матерые волчары, серебристо-серые, почти светящиеся под луной, с шарящим взглядом настороженных злобно-зеленых глаз. А в самом центре, вкруг коего и плетутся охранные кружева сопровождения, бесшумно и величественно выдвигается в переливчато-аспидной чешуе нечто гордо-крылатое, но перемещающееся в ползучей манере, плавными извивами, враскачку, балансируя далеко отставленным хвостом с вздернутым веретенообразным кончиком. Но трепещущее охвостье, вопреки ожиданиям, не дребезжит, не шелестит и даже не мерцает при вращении, и не оно неотразимо притягивает внимание. Вытянутая морда крылатого увенчана узким обоюдоострым костяным наростом, который медленно наливается фиолетовым и на пике насыщенности вспыхивает ослепительно-сиреневым в такт вселенскому пульсу. Время застывает. Движение продолжается, однако нигде ничего не меняется, композиция достигает завершенности. Наступает вечность.

Но не навсегда. Изображение начинает съеживаться, сначала едва заметно, потом с нарастающим ускорением, лавинообразно, водопадно, сбегается к фокусу, втягивается в некрутящуюся воронку и стремительно отдаляется в глубину тоннеля. Сливается в точку и, выбросив напоследок четыре длинных луча, исчезает.

Видимо, это не здесь и не сейчас.

Глава I

Абсолютно черный фон.

Но существовавший еще до начала ритм постепенно нарастает и убыстряется до почти сплошного низкого гула. Звук из пронзительно-запредельного превращается в оглушающе-вязкий, словно пространство катастрофически уменьшилось или просто заложило уши от резкого перепада высот. Неожиданно интенсивность его достигает осязаемой, давящей, плющащей плотности, затем он рывком отваливает, нависающий грохот сменяется спешно удаляющимся рокотом, потом и стихающее стрекотание растворяется.

Фон тот же. Но кромешная беспросветность смещена к противоположному краю спектра и граничит уже не с ультрафиолетовым, а инфракрасным. Черное разжижается, мутнеет, наливается бурым, ржавым и охряным. Сквозь пятна, разводы и оплывы проступает рельеф заброшенного глиняного карьера. Серо-рыжая пыль, застилающая еще низкое, но уже жаркое летнее солнце, медленно оседает обратно на растрескавшуюся бесплодную почву. На плоском, чисто выметенном бугре, посреди неглубокого, но  раскидистого котлована ничком лежит человек. На нем широкие штаны и нечто вроде свободной легкой курточки со стягивающимся низом примерно одной расцветки, хорошо сливающейся с ландшафтом, и только высокие башмаки на рифленой подошве скорее черные.

Больше у него, кажется, ничего нет, что, вообще-то, не вызывает удивления. Это как раз нормально. И даже традиционно.

Человек слегка шевелится, подтягивает колено, упирает ладони на уровне плеч, приподнимается на руках, встает на четвереньки, затем садится на корточки. На вид ему лет двадцать пять, с --">