Александр Анатольевич Берг - Ленинградец

Александр Берг Ленинградец

© Александр Берг, 2022

© ООО «Издательство АСТ», 2022

* * *

Ведь мы же с тобой ленинградцы,

Мы знаем, что значит война.

Мы знали отчаянья смелость

В блокадных ночах без огня,

А главное, очень хотелось

Дожить до победного дня.

Нам с этим вовек не расстаться,

В нас подвигу память верна…

Ведь мы же с тобой ленинградцы,

Мы знаем, что значит война.

М. Дахие. Ведь мы же с тобой ленинградцы

Пролог

21 июля 2014 года, Санкт-Петербург

Много ли надо в жизни старику – только удобное кресло и телевизор. А что еще делать, когда ты уже еле-еле ходишь по собственной квартире. Дети давно разлетелись, повзрослев, а жена умерла десять лет назад, да и сам ты скрипишь уже из последних сил. Единственная отрада – когда дети привозят внуков, и эти башибузуки носятся по квартире. Вот только надолго их у меня не оставляют, да и мне уже стало тяжело с ними возиться: возраст, будь он неладен, берет свое.

Я как раз смотрел выпуск новостей об Украине, когда показали кадры обстрела укровояками жилых кварталов Донецка. Я смотрел и не мог поверить, что такое может случиться в наше время и почти в нашей стране. Уроды. Я смотрел на кадры обстрела, а в груди нарастало напряжение, перешедшее в жжение. Появилась боль в плечах и спине, закружилась голова, а потом сдавило сердце. Трясущимися руками я потянулся к таблеткам и стакану с водой, которые всегда стояли рядом с моим креслом на журнальном столике, но дотянуться не успел. Последнее, что мне запомнилось, прежде чем я погрузился в темноту, – это как я неловко начал заваливаться на журнальный столик.

Глава 1

18 июля 1937 года, Ленинград

Я проснулся оттого, что мне в глаз светил луч солнца, который пробивался через щель в неплотно задернутых шторах, которыми было занавешено окно комнаты. Не понял… В глаза бросилась не моя квартира и не больничная палата, где я по идее должен был очнуться, а старые, салатового цвета обои, витой шнур проводки, идущий по стене на редких точках старинных фарфоровых изоляторов, и большая тарелка старого репродуктора, из которого негромко звучала песня:

Все выше, выше и выше

Стремим мы полет наших птиц,

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ.

«Марш авиаторов» – сразу узнал я эту старую песню. Как давно уже я ее не слышал. Оглядевшись вокруг, я в недоумении замер: это была моя старая комната в коммуналке, в этом не было никакого сомнения. Справа стояла пустая кровать моего младшего братишки, а напротив нее, рядом с платяным шкафом стояла кровать сестры. Их обоих не было в комнате.

Встав с кровати, я подошел к стене, на которой висел отрывной календарь, на котором стояло «17 июля 1937, Суббота». Насколько я помнил, листки календаря каждый раз отрывал я, утром, как только вставал, а если меня не было, то за меня это делала Иринка.

Тут как будто в голове переключился какой-то тумблер, но сразу всплыло, что сеструха в это время вместе с однокурсниками пошла в поход, а брат вместе со своим классом – в пионерском лагере. А главное, я сам был МОЛОДЫМ!!! Что произошло, почему я, судя по всему после своей смерти, очнулся в прошлом, в своем собственном теле?

Тут из соседней комнаты послышался такой знакомый и, казалось бы, уже давно и прочно забытый голос мамы:

– Олежка, сынок, завтракать будешь? Я твоих любимых сырников напекла.

Это действительно был голос моей матери. Мама! Такой родной и знакомый голос, а ей самой в этом году только сорок лет исполнилось.

А передо мной в голове тут же появился мрачный мартиролог. Мама: она погибнет в феврале 1942 года, когда попадет под артобстрел. Хоронить будут только верхнюю часть тела: от нижней просто ничего не останется после взрыва тяжелого снаряда. Отец: он пропадет без вести под Лугой, куда уйдет в составе дивизии народного ополчения защищать свой родной город. Иринка погибнет в августе 42-го, когда в дом, на крыше которого она будет дежурить, упадет не зажигательная, а фугасная бомба. Колька, наш младшенький: полуторка, в которой его вывозили вместе с классом, уйдет под воду в незамеченной водителем машины полынье 21 декабря 41-го, из машины не спасется никто. Родители отца просто замерзнут у себя дома в январе 42-го, а родители матери умрут от голода в течение одной недели в том же январе.

Одновременно с этим я вспомнил дневник Тани Савичевой, он просто огненными буквами всплыл в моей голове:

«28 декабря 1941 года. --">