Юлиан Климович - Город, в котором солнце светит только ночью

все матерился. Гранатомет валялся рядом в пыли. Башня почти съехала с танка и уткнулась одним из стволов в землю. Я осторожно подошел к танку и заглянул внутрь. Верхняя часть броневой капсулы развороченная взрывом была забрызгана кровью и мозгами находившегося в ней моджахеда, тело обгорело.

– Миха, уходите! – орал мне и Саньку Воронин. – Сейчас пехота может подтянуться.

Я развернулся, и пригнувшись побежал к Саньку. Он стоял выпрямившись во весь свой огромный рост, дико смеялся, грозил кулаком танку и матерился. Не долго думая я сходу дал ему в нос, чтобы он пришел в себя.

За все время пока мы находились на фронте, нам по сути не приходилось воевать по-настоящему, поэтому это небольшое сражение стало для нас настоящим боевым крещением. Сегодня на наших глазах страшно погибли товарищи, еще зеленые ребята, не успевшие пожить. Такие же как мы. Это стало для меня еще одним большим шагом по жизни. Я понимал Санька, Славяна, погибших Леху и Кирюху, Воронина. Пришел страх смерти, но он не сковывал и обездвиживал, просто у жизни появилась граница, которой я не видел раньше. Я понял что “костлявая” рядом, и может забрать меня внезапно самым случайным и нелепым образом, оставив здесь жить, видеть, чувствовать, думать и слышать других то, что я уже никогда не увижу и не узнаю. В этот момент мне захотелось, чтобы Бог был, и следующая жизнь была, иначе то, что сегодня произошло с нами настолько бессмысленно и чудовищно, что лишает смысла вообще всю жизнь, и лучше сразу застрелиться. Я поверил в загробную жизнь, ведь тогда смерть ребят уже не кажется такой страшной в своей необратимости, а дверь которой они ушли, уже не просто нарисованная абстракция, как очаг в каморке Папы Карло, на самом деле за картиной находится настоящая дверь, и я, как всякий, в свое время открою ее. Теперь понятно, что надо идти по неизвестной дороге до настоящей двери, за которой меня ждет новая жизнь. Где-то в глубине, умом, я понимал, что сейчас эта пришедшая ко мне вера сродни анестезии, что она помогает переживать страшные моменты, и только. Бога я познал позже, когда оставлял погибать раненого отца.

XI

Мы с Саньком пережидали очередной обстрел в подвале небольшого частного дома, разрушенного, как, впрочем, и все строения в деревне. Старик Сергеич, которого мы знали еще по предыдущим переформированиям, сидел на лавочке рядом. Он успел заскочить в подвал незадолго до того как мы после первых разрывов, бросившись на землю, приползли к знакомым развалинам, где под обгоревшими остатками когда-то хорошего кирпичного дома находился боковой вход в подвал. Ослабший, с редкой седой щетиной на бледном лице, Сергеич, откинув голову и едва касаясь затылком мокрого бетона, медленно курил под звуки взрывов и учил нас жизни. Вертикальный столб света от полуденного солнца едва освещал наше укрытие. Пыль, поднятая нами и взрывными волнами, неистово носилась в луче, вместе с сигаретным дымом создавая впечатление гигантского меча джедая, проткнувшего потолок нашего укрытия, и глубоко ушедшего в землю.

– Вы, ребята, помирать не торопитесь. Вам еще здесь надо дела поделать важные. – Глубоко затянувшись, он закашлялся, да так, что Санек его похлопал по спине, как если бы тот подавился.

– Какие такие дела нас ждут здесь, Сергеич? – Я взял у него наполовину скуренную сигарету и затянулся.

– Много дел у вас еще, ребятушки. Вам еще полюбить надо. Баб-то поди толком и не видели.

– Дочка у меня уже, – гордо ответил Санек. Потом немного замявшись закончил, – правда родилась уже после того как меня забрали, только по видеосвязи смотрел.

Сергеич покачал головой, как бы подтверждая свои мысли.

– А чего там учиться? В каждой второй книжке про это написано, – закутавшись в дым последней затяжкой, спросил я.

– Написано-то написано, но никто не научит тебя любить. В этом, брат, и наука, которую каждый сам проходит.

– Ты, Сергеич, хочешь сказать, что любви нельзя научить?

– Ну так, конечно. Это, кажись, единственная наука, которой нельзя научить. Читать, писать, числа складывать-перемножать, в космос летать – это пожалуйста, а вот любить – нет, поэтому книжек и фильмов про нее так много, что никто своей любови научить не может. Ну дико звучит: “научить любви”, правда? У каждого человека она своя. Один раз приходит или несколько, это не важно, главное любовь раз, и пришла, она твоя. Запомниете, ребяты: никто не научит вас любить вашу жену. Вы ее или любите, или --">