Дмитрий Николаевич Дашко - Реализация

него высокая температура, он заговаривается. В конце концов, у него нет ничего, кроме слов…

– Ошибаешься, Архип, – усмехнулся я. – Ты, наверное, забыл, что мы с Шакутиным практически соседи. В общем… этой ночью я поговорил с ним… по-соседски. В этом портфеле лежат материалы допроса, а сам Шакутин сидит у меня в отделении.

Я ожидал чего-то в этом роде, и не удивился, когда в руках у Жарова появился револьвер. Более того, я ждал этой реакции и потому не дал ему пустить оружие в ход. Приём боевого самбо, и стонущий Архип оказался на полу, а его револьвер сменил владельца, перекочевав ко мне.

– Он ваш, товарищ Маркус, – произнёс я, с ненавистью глядя на Жарова.

– Портфель, – потребовал латыш.

– Портфель? А зачем он вам нужен? – удивился я.

– Вы сказали, в нём документы, материалы допроса Шакутина, – недоумённо произнёс тот.

– Это был блеф, товарищ Маркус. Портфель пуст. Да, я задержал Шакутина, но расколоть его не получилось. Пришлось делать хорошую мину при плохой игре.

– Ну и сволочь ты, Быстров! – простонал с пола Жаров.

– Конечно, – улыбнулся я. – Кстати, Кравченко подозревал тебя с самого начала, просто не мог вывести на чистую воду: доказательств не хватало. Он предложил помочь, я согласился. В итоге все вокруг считали, что у нас с начальником губотдела ГПУ чуть ли не война. Мне даже из уголовного розыска увольняться пришлось.

– То есть всё это время вы дурили всем голову? – спросил Маркус и, не выдержав, засмеялся.

Чуть погодя я тоже поддержал его смех.

Делая вид что между нами пробежала чёрная кошка, мы встречались с Кравченко несколько раз на конспиративных квартирах ГПУ. Даже Смушко не подозревал о нашей связи.

Кравченко давно понял, что под него копают: сначала – его заместитель Симкин, когда у того не срослось, подключился Жаров. Эти люди несколько раз подсылали ко мне убийц, включая пресловутого Батыра.

Начальник губотдела ГПУ нуждался в надёжном человеке, на которого было можно положиться, и выбрал меня.

Работа велась планомерная, причём сразу по нескольким направлениям. И, кажется, мавр сделал своё дело, мавр может уходить.

Я разоблачил настоящих предателей, не позволил «Мужеству» провернуть хитрый план, достойный самого Мориарти. Только всё это не касалось непосредственно моей главной профессии.

Я здесь, чтобы ловить преступников всех мастей, а не заниматься шпионскими играми.

– Да-а-а, – протянул товарищ Маркус. – Долго же нам придётся разбираться во всем этом хитроумном клубке. Заварили же вы кашу, Быстров, с товарищем Кравченко…

– Надеюсь, вы его выпустите? – спросил я.

– Конечно, – улыбнулся латыш.

Особнячок ГПУ мне удалось покинуть только вечером, уладив все необходимые формальности. Невероятное чувство свободы окрыляло меня и придавало сил.

Чекисты обещали помочь в ряде вопросов. Если получится хотя бы пятьдесят процентов от задуманного, буду считать, что не зря оказался в этом времени.

Эйфория сыграла со мной злую шутку. Я не сразу понял, что следом за мной идёт человек со шрамом через всё лицо. Когда он выхватил свой револьвер, я действовал быстро, но всё-таки недостаточно быстро, чтобы опередить его. И потому мой выстрел прозвучал вторым.

И всё-таки я попал!

Эта мысль пришла в голову перед тем, как перед глазами наступила темнота…

А потом пришла боль: мучительная, сверлящая, она словно исходила со всех сторон. Я застонал и открыл глаза.

А открыв – не поверил увиденному.

Я лежал на скрипучей больничной койке, а передо мной в застиранном больничном халатике сидела Настя… Моя жена, которую я потерял много лет назад, а вернее – вперёд.

И тогда боль отступила.

– Настя! – произнес я. – Любимая!

--">