Андрей Леонидович Мартьянов - Белая акула

домой. Вернее, на Сириус-Центр, у нас ещё три заказа в очереди. Это почти полмиллиона марок чистой прибыли, всё-таки правительственный контракт. Можно будет от души покутить на Нуово-Корфу.

— Тебе не надоело летать в полном одиночестве? — искусственный разум снова завёл старую песенку. — Корабль рассчитан на семь членов экипажа, а ты предпочитаешь моё скучное общество.

— Кажется, я отлично справляюсь. Не хочу видеть в собственном доме чужих людей. Ответь, зачем нам штатный штурман и матросы? Что им тут делать? Вдобавок это связано с лишними трудностями: наём, профсоюз, налоги… Ты этим будешь заниматься?

— Живёшь, как монах, — буркнул компьютер. — В твоём возрасте…

— Просил же: не начинай всё сначала! Никогда бы не подумал, что представитель машинной цивилизации будет пилить человека, как родной папочка! Может, ещё и жениться мне посоветуешь? На скромной русоволосой девушке из уважаемой семьи? Она должна любить кошек и хорошо готовить?

— Зависимость от космоса в человеческом обществе считается патологией, почти такой же, как зависимость от химических веществ, — невинно напомнил ИР. — Шестьдесят три процента времени за последние десять лет ты провёл на борту «Эквилибрума». Эта цифра не наводит ни на какие размышления?

— Хочешь сказать, что я псих?

— Хочу сказать, что это своеобразная форма аутизма. Ты меня беспокоишь. Четыре минуты. Пристегнись.

— Перестраховщик, — вздохнул я и щёлкнул пряжкой ремня безопасности. — Просто мне нравится летать. Опять же, надо заработать сёстрам на образование. Хорошее образование на Сириус-Центре!

— Неубедительно, — динамики издали звук, похожий на смешок. — Вывести на центральный монитор данные о состоянии твоего счёта в Рейхсбанке?

— Не надо, — буркнул я, отлично понимая, на что намекает ИР. Я вполне обеспеченный человек. Не миллиардер и не магнат, разумеется, но денег в семье хватает. Кормилец «Эквилибрум» приносит исправный доход. — Кстати, в трюмах всё тихо? Когда я думаю о двухстах мегатоннах, от которых нас отделяет всего четыре бронеплиты-переборки и силовое поле пятого класса, мне становится неуютно.

— Давление и температура в норме, вибрация отсутствует, — отреагировал ИР. — Беспокоиться не о чем, заряды совершенно не опасны, груз закреплён… Две минуты. Активирую реакторы лабиринтных двигателей.

Отлично. Через сто двадцать секунд судно исчезнет из системы Эпсилон Эридана, шесть с небольшим часов будет отсутствовать в реальном мире, скользя по каналам Лабиринта искривлённого пространства и вынырнет в полутора астрономических единицах от Бекрукса, преодолев расстояние в 451,4 световых года. Бесспорно, это не такой медвежий угол, как Денеб, но всё-таки очень и очень далеко от цивилизованных миров.

— Пойду спать, когда прыгнем, — зевнув, сказал я. — Почти сутки на ногах, столько возни с погрузкой было…

— Тридцать секунд.

Кресло мелко задрожало. Я отлично представлял себе, как сейчас выглядит «Эквилибрум» со стороны: двухсотшестидесятиметровый чёрный бутылкообразный корпус окутал синевато-белый кокон защитных полей, золотым пламенем взблеснули сопла движков, расползлось кольцо квантовой ударной волны. Корабль сгинул в «червоточине» пространства-времени. За овальными обзорными окнами кабины моргнула ослепительная вспышка и тотчас закрутился лазурный вихрь искажённого света тысяч звёзд.

— Есть перех… ы-ы…

Это были последние звуки, которые я услышал от ИР «Эквилибрума». Мгновение спустя освещение в центре управления вырубилось, все индикаторы и мониторы на терминале погасли, мерзко рявкнул аварийный зуммер и неприятный чужой голос замогильно произнёс:

— Аварийная ситуация. Внимание экипажу…

Таким тоном в голографических пьесах по мотивам Достоевского объявляют о том, что главный герой приговорён к пожизненной каторге, дедушка повесился в сарае, а Соня Мармеладова умирает от сифилиса. Я не сразу понял, что имею дело с резервной системой псевдоразума, наитупейшей программой, призванной обеспечить жизнедеятельность основных систем корабля, пока настоящий ИР не восстановится.

Впереди по ходу корабля мерцал и переливался световой водоворот, бросавший через светофильтры блики на тёмную приборную панель, ненужную «подкову» штурвала и мои руки, сейчас казавшиеся мертвецки-синими. Пальцы подрагивали. Я прекрасно отдавал себе отчёт о происшедшем: авария --">