Тимоти Зан - Пульт мертвеца

Тимоти ЗАН ПУЛЬТ МЕРТВЕЦА

ГЛАВА 1

Около часа я просидел у окна своей крохотной, имеющей форму куба, ячейки, слушая симфонии Жюссейна, любуясь с высоты ста двадцати этажей затейливой игрой солнечного света и тени на необозримом ковре раскинувшегося передо мной города, когда, наконец, раздался долгожданный звонок.

— Джилид? Ты у себя?

— Да, сэр, — ответил я, выключив музыку взмахом жезла и вставая. Динамики в интеркоме «Карильон-билдинг» работали прекрасно, и мне не составило труда уловить в голосе моего босса воодушевление. А коль лорд Келси-Рамос в таком настроении, то это могло означать лишь одно…

— Догадываюсь: операция почти завершена?

Он фыркнул не так чтобы очень громко, но я услышал.

— А что, разве заметно?

— Да, — без обиняков заявил я. Он снова фыркнул.

— Хорошо. Ты не ошибся. Зайди ко мне.

— Есть, сэр.

Проходя через совершенно пустую комнату, — моя идея, что она была такой, — я положил жезл рядом с плеером и подошел к одной из двух дверей.

— Джилид Рака Бенедар, — раздельно произнес я. Конечно, замок, открывавшийся на звук голоса, — довольно смешная мера предосторожности в месте, которое смело можно было назвать «святая святых Карильона», но со временем перестаешь обращать внимание на подобные вещи: паранойя, в той или иной ее форме, — всегда плата за богатство, одна из многих.

Дверь отворилась, и сразу же из своей ячейки я попал в офис лорда Келси-Рамоса.

Стараниями лорда он отличался от моей комнаты, как день от ночи, хотя, честно говоря, не считаю это сравнение достаточно исчерпывающим. На несколько мгновений я застыл на пороге, не в силах бороться со своими чувствами, не готовыми к восприятию молниеносного перехода из голой комнатушки с тихой музыкой в царство кричащей роскоши, представшее моим глазам.

Эта была особого рода роскошь, в основе которой — хитроумно подчеркнутое разноцветье интерьера: живой молочно-белый ковер, приглушенный блеск деревянных завитушек, вырезанный из цельного куска самоцвета массивный стол. Представшее моему взору внушало мысль о несметном богатстве того, кто здесь восседал, — таким сдержанно-холодным и непоколебимым оно выглядело. И вместе с тем, очень тихие, но достаточно отчетливые звуки, доносившиеся из анализаторов данных, вызывали совершенно иные ассоциации, напоминая об отчаянной спешке и суете. В общем, тех, кто впервые переступал порог этого хранилища богатства, даже самого бывалого, они вмиг заставляли почувствовать себя неуютно, хотя вряд ли кто-нибудь, даже на рациональном уровне, мог понимать, что именно привело его в состояние быть, что называется, не в своей тарелке.

В центре того, что должно, видимо, обозначать кабинет, возвышался сам лорд Келси-Рамос, прекрасно вписываясь в общую тональность интерьера. Он сидел за столом, выпрямившись, с кажущимся безразличием взирая на дисплеи перед ним. Когда же я подошел ближе, то заметил, что и морщинки у его глаз, и игра мимических мышц излучали то же, что и голос: нечто потустороннее, имевшее отношение к тем баталиям, которые разыгрывались в памяти компьютеров и на листках бумаги, а на самом деле — настоящих баталий. Только войны были тихими, цивилизованными, противниками выступали гигантские суммы денег… И боролись они ни за что иное, как за другие, гораздо большие суммы таких же денег.

Любовь к деньгам — вот корень всех зол — мысленно процитировал я кого-то. Правда, это раздумье — кратковременное и автоматическое, почти ритуальное, не отличалось от большинства моих мыслительных актов в последнее время. Когда-то, не без тщеславия подумал я, — одного моего присутствия оказывалось достаточно, чтобы в корне изменять мнение лорда Келси-Рамоса, теперь же, после стольких лет, я испытал чувство разочарования от того, что эта часть моего сознания еще не атрофировалась.

Гибели всегда предшествует гордыня, величие, а воспоследует ей падение… Еще одна ритуальная мысль, напоминание о том, что погибель может принимать самые различные формы, в том числе, и форму стагнации.

После восьми долгих лет я никак не могу привести себя в состояние гармонии со всем этим, и почти каждому это известно. Лорд Келси-Рамос поёрзал в кресле: раздался, как мне показалось, жалобный скрип обивки, напоминая, что я пришел не для того, чтобы поплакаться в жилетку. Среди привычных запахов кабинета улавливался аромат «Маризе тиндж» — духов --">