Александр В Маркьянов (Александр Афанасьев) - Сожженные мосты

пришлось…

Улучив момент, дед мигнул мне, легким кивком показал на двери, ведущие на второй этаж, понятно…

От желающих поздравить новоиспеченного офицера МГШ мне удалось отделаться не сразу, шампанского по этому поводу было выпито тоже немало, от полагающегося в таких случаях спирта я решительно отказался, отговорившись тем, что не стоит праздновать сдачу экзамена, пока не оглашены результаты. И, сделав смущенное лицо, направился в сторону якобы ватерклозетов…

Дед ждал наверху, в одной из комнат, где шумел маленький фонтан. Комнаты шепотов, в них можно кричать друг другу в ухо самые сокровенные тайны Империи — из-за шума водопада подлый ворог ничего не расслышит. По крайней мере, пока не появились компьютерные программы распознавания голоса с системой автоматического подавления шумов, все было именно так и не иначе…

На столе, на серебряном подносе стояла бутылка «Краг» — одной из самых дорогих марок шампанского в мире. Пенистая жидкость искрилась в бокалах…

— Давай! — дед встал, воинственно вытянув руку с бокалом, как будто со шпагой — за нового представителя династии Воронцовых-флотоводцев. Долгие лета, великие победы!

— Да возвеличится Россия, да сгинут наши имена… — процитировал я.

Дед скривился.

— Я тебе говорил, что твоя разведка вкупе с диверсиями ничего хорошего в плане службы не принесут? Какая это служба — как лягушке, под водой плавать, от всех хоронясь? Послушал бы меня в свое время — служил бы, как все нормальные люди служат. Сейчас, наверное, твой первый корабль обмывали бы…

— Как-никак, кап-раз^[6] мне дали…

— Да брось! У тебя в личном деле то и дело читаешь — «без права ношения», «без права оглашения», «за заслуги, которые не могут быть поименованы в приказе, но которые тем не менее…». Геройствуешь втихую!

— Кто-то должен геройствовать и так.

— Геройствуй… Геройствуй… Давай — за Русский Флот!

До дна… Шампанское показалось легким, даже не пьянящим — веселящим…

— Что дальше думаешь?

— Не знаю, — искренне ответил я.

Дед покачал головой:

— Ты знаешь… Устроить тебя в МГШ — пара пустяков. Но ты ведь там ни с кем не сработаешься. Там заслуженные люди, тебе же, как типичному представителю молодежи, что на мнение старших, что на старые заслуги — положить и забыть. В атташат^[7], чтобы подальше отсюда, тебе тоже нельзя, сам понимаешь, почему. Вот и думай…

— А что тут думать?

— Да подумать никогда лишним не бывает…

Я помрачнел — понятно, о чем пойдет речь. В таких вопросах дед отличался деликатностью поднятого из берлоги медведя.

— А ты не хмурься! Не хмурься! Честь-то, она одна!

— При чем тут честь? Ты меня что — коварным соблазнителем выставляешь?

— Да каким тут коварным соблазнителем… Если газеты почитать — не те, что сейчас, а за несколько лет, — тут еще вопрос возникает, кто из вас коварный соблазнитель. Как бы Государь не разгневался…

— Ты считаешь, род Воронцовых недостаточно…

— То, что считаю я, не имеет никакого значения. Важно, что считает Государь. И как он ко всему к этому отнесется. Такого скандала в благородных кругах еще не было, всем кости будут перемывать — не один год.

— Пусть попробуют…

— Попробуют. И еще как попробуют, — вздохнул дед, — ты мало знаешь двор и почти не вращаешься в высшем обществе. И правильно — офицеру там делать нечего. В высшем свете есть очень злые и гадкие на язык люди. Для них истинным наслаждением бывает укусить другого человека, причем чем больнее получается укус, тем для них лучше. Иногда мне кажется, что это и не люди вовсе, а самые настоящие бесы, наслаждающиеся чужим страданием. Многие из них, при всей показной роскоши, — в долгах, как в шелках, выродившиеся отпрыски некогда великих династий. Они считают для себя позорным даже отслужить в армии. Они предаются всем видам греха, какой только существует. Наркомания, мужеложство, дети… Но эти люди опасны, потому что они формируют то, что называется «мнением высшего света». И даже Государь не может его полностью отринуть.

— Неужели Государь будет слушать эту мразь…

— Увы… Государь честный человек, это несомненно. Но он заложник традиций, на традициях держится спокойствие и власть. А значит — заложник и этой всей мрази…

Из клуба я вышел, когда солнце уже клонилось к закату. Темнело, над весенними питерскими улицами мокрыми белыми шарами горели фонари…

— Сударь, не --">