Александр Иванович Машков (Baboon) - Оберон - 24. Часть вторая.

расправы.

Значит, Катю мама отпускает, а я наказан? Ну и пусть. Я сел на дощечку, обнял ноги и уткнулся подбородком в свои сбитые коленки.

Подошла Катя.

- Котя! – села она рядом, - Ну, что ты обижаешься? На один вечер, я могу сходить к другу?

- Сходи, - тусклым голосом ответил я.

- Правда? Ты на меня не обижаешься? – обрадовалась Катя.

- Нет, - ответил я, не глядя на сестру.

- Спасибо, Котик! – чмокнула меня Катя в щёчку, и убежала. А я остался, с комком в горле. Я его глотал, глотал, пока не потекли слёзы из глаз. Тогда я сердито вытер глаза рукой, и решил прополоть

крыжовник, а то ягоды не будет. Крыжовник я любил, он мне ещё не надоел.

Я встал, и стал выдёргивать сорняк. Сорняк держался хорошо, рукам стало больно.

Тогда я вспомнил, что в сарае у папы, где он хранит столярный инструмент, есть белые нитяные перчатки. Я пошёл во двор, Кати нигде не было. Наверно, примеряет своё дурацкое платье, подумал я, открывая дверь в сарай. На верстаке, действительно, лежали перчатки, и нож.

Вот, подумал я, буду срезать сорняки, выносить на тропинку.

Мой взгляд упал на моток бечёвки, и я вспомнил про грузовик.

Зачем носить сорняки? Буду возить на грузовике! Теперь, когда меня предала родная сестра, мне уже ничего не было страшно. Пусть наказывают, всё равно теперь я остался один. Обида разъедала мне душу, я не верил, что прощу Катю за измену. Я взял клубок, отмерил верёвочку, сколько мне надо, чтобы привязать машинку, отрезал ножом.

Карманов на моих трусиках не было, я обвязал бечёвку вокруг пояса. Засунул за неё перчатки, и решительно пошёл к калитке.

- Костя, ты куда? – услышал я Катин окрик, но даже не обернулся, - Вернись!

Когда закрывал калитку, увидел, что, Катя стоит в своём новом платье.

«В своей обновке не побежит!» - подумал я удовлетворённо, и неспешно отправился на карьер, за машиной.

- Костя, вернись! – ещё раз услышал я Катин голос, но упрямо шагал своей дорогой. Втайне я надеялся, что, Катя догонит меня, и попросит прощения, но этого не произошло.

Мне стало ещё горше. Я понял, что долго буду дуться на неё, а без Кати, какая жизнь? Но и не мог её простить за предательство. Я бы никогда не пошёл к своему другу на день рождения один.

Или с Катей, или никуда. Мне Катя дороже всех друзей. А Кате, наверно, Саша дороже меня. Ну и пусть теперь гуляет со своим Сашей!

С такими горькими раздумьями я добрался до карьера, нашёл в зарослях череды, которая радостно вцепилась мне в одежду, самосвал, вытащил его на дорогу, и стал привязывать к бамперу машинки верёвочку.

- Котька! – услышал я. Оглянувшись, увидел ещё одного Сашу, Павленко. Мы с ним дружили.

- Привет, Саша! – сказал я, вставая.

- Ты чё один? – оглядываясь, спросил Саша, - Где Катя?

- Катя дома, на день рождения собирается.

- К кому, к Сашке? А ты что, не захотел?

- Меня не пригласили, - грустно сказал я.

- И что? Катя пойдёт одна?! – раскрыл глаза и рот Саша, - Вы же даже на горшок вместе ходите!

- Ей Саша стал дороже брата, - сказал я, с трудом подавив дрожь в голосе. Я взял самосвал, стал набирать в кузов песок. Привезу, думаю, песок домой, и грузовик не станет переворачиваться по дороге.

Саша проводил меня до дома, спросив, не хочу ли я с ним искупаться, но я сказал, что наказан, потому что вчера заигрался здесь с Катей, домой поздно пришли.

- А мне одному купаться не разрешают, - пожаловался Саша, - и наших пацанов нигде нет.

Я посочувствовал ему и пошёл домой, таща за собой самосвал.

Мама была уже дома.

- Ты где это был? – рассердилась мама, - Я что сказала? Дома сидеть!

- Я за самосвалом ходил, крыжовник полоть буду, на самосвале траву возить. Мама, дай мне нож, буду резать сорняки, а то не могу вырвать с корнем.

- Ты что, на день рождения, не собираешься?

- Не хочу, - глядя в сторону, сказал я.

- А Катя что? Идёт? – я кивнул, отвернувшись.

- Вы поругались с Катей? – удивилась мама.

- Ничего мы не ругались. Хочет идти, пусть идёт, что, я её держать буду? Дай лучше нож.

- Возьми, только не порежься.

--">