Борис Юльевич Кагарлицкий - Патернализм и либерализм

культуры,
отнюдь не является неизбежной. В обществе растерянных и беспомощных индивидуалистов лояльность к начальству (а не гражданские доблести) становится образцом и нормой.
Либеральная публицистика высказывает на каждом шагу возмущение клиентелизмом, не видя, что это явление логически и неизбежно вытекает именно из либеральных принципов, из логики
адресной помощи и из принципа, согласно которому общество изначально делится на «сильных» и «слабых». Единственное решение, доступное сознанию либерального мыслителя в такой ситуации, состоит в том, чтобы, сохраняя все те же принципы, по возможности сокращать объемы помощи, сдвигая вниз границу
между двумя группами. Иными словами, все, чего могут требовать либеральные экономисты, — это не преодоление патернализма, а сокращение его масштабов. Помогать меньше и так, чтобы
выходило подешевле.
К этому, в сущности, сводятся все программы жесткой экономии как в России, так и на Западе. Антикризисные меры большинства правительств предполагают не только сокращение социальных расходов, но и перераспределение их между различными слоями общества, что неминуемо вызывает новые противоречия.
Поскольку и здесь границы устанавливаются произвольно
(в лучшем случае исходя из неких экспертных оценок, являющих172

• Логос

№2

[98] 2014 •

ся априорно абстрактными и условными), то каждый пересмотр
правил сопровождается возникновением новых проблем.
Группы, у которых старательно долгие годы вырабатывали самосознание «слабых», вдруг принудительно переводятся в иную
категорию и оказываются принуждаемы к конкуренции с «сильными», хотя все заранее знают, что у них нет в подобном раскладе никаких шансов. И дело тут даже не в объективном соотношении сил, а именно в тех психологических и ценностных установках,
которые все та же либеральная идеология столь тщательно воспитывала. На фоне ужесточающейся конкуренции множится число
проигравших, претендующих на помощь государства, но не получающих ее. На первых порах подобные претензии оборачиваются
волной просьб, жалоб и претензий. По мере того, как настроение
меняется, покорность сменяется обидой, а затем агрессией.
В свою очередь, либеральные интеллектуалы начинают колебаться между неприязнью к государственному патернализму и
страхом перед ростом низового протеста. Общество, упорно не
желающее принимать либеральные ценности (тем более в интерпретации столичных интеллектуалов, сформированных советской
системой), рассматривается как некая аномалия, причину которой
исследователи не только не могут, но и не собираются понимать.
Причем самих себя они безо всяких проблем исключают из этого
общества, будучи уверены, что уж они-то сами являются идеальным образцом здоровья и нормы. В итоге любая потребность в социальной защищенности рассматривается как «патернализм», любые культурные различия — как «национализм» и т. д. Неприязнь
к «неправильным» массам буквально сквозит в каждом тексте.
То, что демонтаж социальных гарантий и отказ в предоставлении людям универсальных, равных прав на доступ к образованию,
здравоохранению, общественному транспорту, пенсионному обеспечению и прочим благам оборачиваются в конечном счете подрывом социального воспроизводства как такового, остается недоступно не только сознанию интеллектуалов, но и сознанию масс.
Но если первые ищут спасения в литературной казуистике, то вторые рано или поздно прибегают к аргументам насилия. И то, что
насилие это по большей части оказывается иррациональным, не отменяет того факта, что оно становится единственно эффективным
инструментом для ускоренного превращения «слабых» в «сильных».
Собственно, именно этот исторический опыт и предопределил
готовность правящих классов прошлого столетия идти по пути
строительства социального государства, построенного на принципе равных и универсальных прав. Но после крушения советского эксперимента, на фоне трех десятилетий гегемонии неоли• Борис Кагарлицкий •

173

берализма прошлое в значительной мере стерто из коллективной
памяти как верхов, так и низов.
Советская модель социального государства была самой первой
из реализованных на практике в ХХ веке и с точки зрения провозглашенных ею принципов самой последовательной. Однако
на деле социальная политика в СССР постоянно делала исключения из собственных --">