Никита Вадимович Садков - Одна Жизнь в России (СИ)

Садков Никита Вадимович
Одна Жизнь в России

Орининал текста с нормальным форматированием доступен на https://github.com/saniv/text/blob/master/one-life-in-russia.md (ввиду многочисленных жалоб от возмущенных русских, github требуют ригистрации для его чтения)

Что это было? плод чьего то больного воображения? Упоротая демшиза.....

-- Мариам Скрипова, об этом рассказе

Данный текст представляет собой набросок автобиографического рассказа, без претензий на стиль, полноту изложения или актуальность для кого-то кроме автора. Имена не изменены, художественный вымысел отсутствует. Будьте осторожны при распространении или цитировании этого текста, ибо он нарушает многочисленные законы Российской Федерации, в том числе включает в себя материалы по которым были прецеденты заведения уголовных дел.

"За свою жизнь каждый должен срубить дерево, разрушить дом и убить ребенка."

-- германская поговорка на русский лад.

Я родился в 1985 г, в городе Серпухов под Москвой, когда СССР уже изжил себя и началась Перестройка. В возрасте 2х лет работающая мать, не желая мною заниматься, отправила меня в Бурятию к своим родителям, которые как раз вышли на пенсию.

Бабушка, Нина Васильевна Кончеленко, чья семья была родом из Украины и Беларуси, тянулась в деревню, хотя и проработала всю жизнь в городе начальником отдела химической лаборатории на кондитерской фабрике. И, когда мне было 4 года, ради деревенской мечты бабушки, дед Георгий Николаевич Москалев, родившийся в Забайкалье, нашел в окруженном горами селе Бурдуково (координаты

52.092314, 107.507785) на берегу впадающей в Байкал реки Селенга незанятую гнилую бревенчатую избу, которой на тот момент уже было под сотню лет.

Бабушка, углубившись в литературу по садоводству и животноводству, начала свою деревенскую деятельность с огорода, развода поросят и кроликов, производства бражки и позже какого-то дистиллированного спирта, проверяемого на качество путем его воспламенения. Алкоголь бабушка обменивала на рыбу, услуги по строительству дачных построек, вспашки и засева поля. И хотя у бабушки была непереносимость алкоголя, в гостях по случаю каких-нибудь похорон она иногда напивалась сама, лежа потом в луже собственной блевотины и крича "умираю". Пес Тимка бегал рядом, скулил, лаял и лизал бабушкину блевоту.

В отличии от бабушки, дед, Георгий Николаевич Москалев не был украинцем -- он был героем СССР, эдакой ожившей георгиевской ленточкой скрещенной с красноармейцами с той русофобской картины, где русские солдаты насилуют немецкую девочку. Полностью оправдывая свои имя и фамилию, дед имел ярко выраженные монголоидные черты и был единственным выжившим ребенком из многодетной семьи сибирских рыболовов-охотников, пришедших сюда с Ермаком, истребляя коренные народы и захватывая их земли. Так оккупация русскими забайкальских земель вынудила многочисленные бурятские пелемена спасаясь бежать из своих земель по обеим сторонам Байкала, переселившись в северную Монголию.

Звезду героя дед получил за переправу через Дунай во время наступления в Великой Отечественной, о которой рассказывал, когда выпивал, иногда к неудовольствию бабушки сдабривая подробностями про взятых силой венгерских девок. После Великой Отечественной, дед окончил художественный институт, но в мирное русло войти так и не смог, рисуя практически исключительно на темы Великой Отечественной войны. Картины Москалева были весьма сомнительного качества, как впрочем и большая часть русской живописи, самобытность которой заключается именнно в конъюнктурности тематики работ и грубости исполнения, не гонящегося за европейскими мастерами.

Для советской власти культ победы не был так важен, поэтому дед получал копейки, работая преподавателем по изобразительному искусству; практически всю жизнь деда содержала бабушка, жутко и не без основания ревновавшая его к молодым студенткам-художницам. Однако, после развала СССР, деду как герою почему-то назначили на порядок большую пенсию чем бабушке.

Из детства запомнился эпизод, как бабушка послала забрать загулявшего 9-го мая деда из гостей на другой стороне Унолейки. Там всегда было страшно, ибо от деревенских детей, как и от спущенных вечером погулять сторожевых собак, можно было ожидать чего угодно. Я украдкой по забору прокрался к дому, где гулял дед. Во дворе --">