Аглая Топорова - Украина трех революций

Аглая Топорова Украина трех революций: Очерки

Революция достоинства

Майдан, как это происходило

21 ноября 2013 года я не пошла на работу в «Коммерсантъ-Украина» — болела. Но, разумеется, следила за всеми новостями. В середине дня буквально как гром среди ясного неба появилось сообщение: премьер-министр Украины Николай Азаров заявил, что Украина откладывает подписание Соглашения об ассоциации с ЕС на год.

В украинском сегменте Фейсбука наступил апокалипсис: все стали проклинать премьера Азарова, президента Януковича, президента России Путина и плакать о загубленных навеки Украине и собственных жизнях. Все кончено, все пропало, как мы будем жить дальше, нас проглатывает Россия — на эти темы высказались все. Кульминацией дня стал пост модного журналиста Мустафы Найема:

«Встречаемся в 22.30 под монументом Независимости. Одевайтесь тепло, берите зонтики, чай, кофе, хорошее настроение и друзей. Перепост всячески приветствуется!»

Ну а первым комментарием под постом шло уточнение Мустафы, что каждый лайк будет расцениваться как личное обязательство выйти на площадь. Лайков и репостов набралось немерено, и ночной Майдан действительно (киевляне написали бы здесь «таки») собрался. В основном это были журналисты, которые тешили себя мыслью: если что-то пойдет не так, они всегда смогут сослаться на то, что прибыли на главную площадь страны по редакционному заданию или хотя бы «просто посмотреть». Рассказывают, что в первую ночь людей было гораздо меньше, чем лайков в Фейсбуке, но, как говорится, процесс пошел. Увидев, что на площади можно стоять совершенно спокойно, на следующий день к монументу Украиночке уже подтянулось гораздо больше народа. А на Европейской площади начали сооружать свой лагерь националисты из ВО «Свобода».

Разумеется, роль Мустафы Найема в организации Майдана трудно переоценить. Если бы выйти с протестом призвал не он, а кто угодно другой, то на площадь бы не вышел никто. Дело в том, что при всей неоднозначности журналистской репутации — слишком уж часто для Киева он менял вектор своей оппозиционности и слишком во многие медийные скандалы попадал (причем понять, идет речь об идеологических и профессиональных разногласиях или о банальном «не сговорились о деньгах», было невозможно практически никогда) — Мустафа Найем был и остается одним из самых обаятельных людей в Киеве. Он знаком абсолютно со всеми, с кем в украинской столице можно и нужно быть знакомым, и ведет себя со всеми так, словно они его лучшие друзья. Даже если публично находится в глубоком конфликте. Про таких людей окружающие обычно говорят «без мыла в жопу влезет» и, раз-другой столкнувшись с ними, предпочитают держаться от них подальше. Мустафе же каким-то непостижимым образом удалось сделать свою необыкновенную пронырливость важнейшей позитивной составляющей собственного образа. С одной стороны, говорили в Киеве про Мустафу, — настоящий журналист и должен быть пронырливым и въедливым, как бультерьер (хотя чего в бультерьере въедливого и пронырливого — сжал челюсти и висит), с другой — восточный человек, афганец, ну что с него взять, главное, что он любит Украину и не боится задавать острые вопросы никому, включая президента. О том, что такое острые вопросы и настоящие журналисты по-киевски, я еще напишу в соответствующей главе. Да и Мустафу Найема, как раз в момент, когда я пишу эти строки, объявившего о своем участии в парламентских выборах по списку блока президента Порошенко, я вспомню еще не раз. А пока вернемся на Евромайдан конца ноября 2013-го.

Итак, 21–22 ноября 2013 года на Майдан вышли друзья Мустафы Найема. Их было, конечно, не одиннадцать и даже не сто одиннадцать, но больше двухсот человек в первую ночь не набралось. Журналисты, пиарщики, сотрудники рекламных агентств и другие творческие люди ночь напролет постили в Фейсбуке селфи с Майдана, обнимались, целовались и всячески выражали свою нехитрую радость от того, что «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Вырвавшимся из душного ада редакций, офисов и социальных сетей на свежий воздух, да еще и по правому — как позже выяснится, во всех смыслах правому, — благородному европейскому делу было по-настоящему хорошо. Палатки еще не стояли, костры еще не горели, «хто не скаче, той москаль» еще никто не кричал… До первой (и, по сути, единственной) попытки разогнать Майдан --">