Роджер Скрутон - Дураки, мошенники и поджигатели. Мыслители новых левых

институт или обычай передаются из поколения в поколение и пользуются широким признанием, то это все равно не является аргументом в их пользу. Таким образом, преследование цели «социальной справедливости» становится плохо скрываемой попыткой «зачистки» истории, к которой всегда стремились революционеры.

Цели освобождения и социальной справедливости не слишком сочетаются: не более чем свобода и равенство времен Французской революции. Если освобождение подразумевает в том числе и раскрытие личностного потенциала, то как мы можем воспрепятствовать тому, чтобы амбициозные, энергичные, умные, красивые и сильные оказались впереди? И что допустимо сделать, чтобы ограничить их? Но не будем задаваться вопросом, ответить на который практически невозможно. Лучше дать волю старому ресентименту, чем думать о возможных последствиях. Объявляя войну исторически сложившимся иерархиям и институтам во имя этих двух идеалов, левые умело затушевывают конфликт между ними. И вообще «социальная справедливость» – это цель столь важная, что стоит выше противоречащих ей интересов разных групп людей. Так что, апеллируя к ней, можно обелить любые действия.

Важно обратить внимание на этот очистительный потенциал. Многие левые скептически относятся к утопическим порывам, и в то же время, объединившись под знаменем морализаторства, они неминуемо попадают под влияние самых фанатичных сторонников этих идей, которые заражают их своим энтузиазмом. Поэтому политика левых – это политика с целью. И ваше место в движении определяется тем, как далеко вы способны зайти в достижении «социальной справедливости», как бы она ни определялась. Консерватизм, по крайней мере в британской традиции, – это политика обычаев, компромиссов и воздержания от решений. Консерватор смотрит на политические объединения так же, как и на дружбу: у нее нет доминирующих целей, лишь ежедневные перемены, соответствующие непредсказуемой логике общения. Поэтому в консервативном лагере экстремисты – это одиночки, эксцентричные и даже опасные. И хотя сложно быть более преданными партнерами в общем деле, своей чрезмерной целеустремленностью они отделяют себя от тех, кого стремятся возглавить^[1].

Маркс отвергал современные ему социалистические теории как «утопические», противопоставляя им «научный социализм», который должен был в конце концов привести к «полному коммунизму». «Историческая неизбежность» этого состояния освобождала Маркса от необходимости описывать его. Сама «наука» состояла из «законов исторического движения», изложенных в «Капитале» и других текстах, согласно которым экономическое развитие приводит к поступательным изменениям в экономической инфраструктуре общества, позволяющим говорить о том, что однажды частная собственность исчезнет. После периода социалистической опеки – «диктатуры пролетариата» – государство «отомрет». Ни закона, ни нужды в нем не будет, и все будет принадлежать всем. Не станет и разделения труда, и каждый будет жить, удовлетворяя весь спектр своих потребностей и желаний: «утром охотиться, после полудня ловить рыбу, вечером заниматься скотоводством, после ужина предаваться критике», как сказано в «Немецкой идеологии»^[2].

Оглядываясь назад, говорить, что все это «наука», а не утопия, не многим более чем шутка. Замечание Маркса об охоте, рыбалке, хозяйстве и литературной критике – это единственная его попытка описать, какой будет жизнь без частной собственности. И если вы спросите, кто даст вам ружье или удочку, организует охоту с гончими, будет следить за лесными чащами и водоемами; кто будет распоряжаться молоком и телятами, а кто опубликует литературную критику – все эти вопросы проигнорируют как не относящиеся к «сути дела». Эти проблемы будут разрешены в будущем, но вас не касаются. Что же насчет того, может ли существовать огромное количество организаций, необходимых для поддержания столь разнообразного досуга представителей всемирного высшего класса, в условиях полного отсутствия закона, собственности и вертикали управления – этот вопрос слишком тривиальный и не заслуживает внимания. Или, скорее, чересчур серьезный, чтобы с ним разбираться, и потому остается незамеченным. Достаточно малейшего критического усилия, чтобы осознать: «полный коммунизм» содержит противоречие. Это состояние, при котором все выгоды правопорядка еще налицо, хотя закона уже нет; все результаты --">