Елена Александровна Кабанова , Инесса Владимировна Ципоркина - Дневник хулиганки

миролюбиво к союзу Анечки и Левы: «Ну, ладно. Поживут годик-другой, а там, глядишь, и разведутся». Но уже через год сокрушенно вздохнула и поставила диагноз: «Боюсь, что это уже необратимо».

Поведение дочери моей бабуле казалось крайне легкомысленным: Аня легкомысленно вышла замуж за Леву, легкомысленно с ним ужилась, легкомысленно не пилила мужа, за то, что он не зарабатывает денег; так же, не менее легкомысленно, она закончила институт, нашла себе работу и родила очаровательную девочку (меня), а через шесть лет еще одну вредную девчонку (Майку). Со временем легкомыслие мамы Ани принесло свои плоды: муж, которого она заставляла не браться за любую работу, а только за приличную, сделал хорошую карьеру, сама мама Аня реализовалась в любимом деле, мы с Майкой опять же подросли ничего себе, без патологий.

Как-то я ее спросила:

Интересно, а если бы ты, как классическая — в бабушкином понимании — жена, заставляла бы отца идти к намеченной цели сквозь тернии и звезды^[4] и работать, работать, работать, он бы намного большего достиг?

Я думаю, да, — ответила мать, — он бы еще заработал геморрой, гастрит, сердечную недостаточность, лысину и комплекс неполноценности. А был бы не дурак, то от такой заботы, повинуясь инстинкту самосохранения, сбежал бы к другой бабе.

Ты боялась, что он тебя бросит, если ты будешь на него давить?

Нет. Я не боялась. Я не хотела и не хочу его ломать. Ну, стал бы он менеджером в фирме, потом бы дорос до исполнительного директора или там еще до кого. Представляешь, ползает у тебя перед глазами Годзилла в наморднике и с перебитым хребтом — ужас! К тому же у меня своих дел предостаточно, чтобы на его карьеру молиться.

Мать всегда считала: чтобы добиться от человека результата, его не нужно грузить, не стоит терроризировать и, если не можешь помочь, лучше оставить его в покое. И заняться «производительными расходами» — так она называет походы в кондитерскую, покупку новых платьев и игрушек, освоение новых аттракционов и развлечений и прочие приятные вещи.

И что поразительно, это ее легкомыслие оказалось хорошим спасательным кругом. Нет, неприятности нас, конечно, не обходили стороной, но переносились как-то легче. В нашем с Майкой детстве мы со своими ссорами шли, естественно, к маме и галдели в оба горла одновременно, пытаясь доказать свою правоту и требуя от нее назвать виновного. Мама в таких случаях вместо того, чтобы чинно усесться в кресло и вершить правый суд, шкодливо озиралась, а потом, как заяц, давала от нас хорошего драпака. Мы с Майкой с воплями бросались за ней и начинали ее ловить. Десять минут бега с препятствиями в хорошем темпе по квартире за мамочкой оказывалось очень увлекательным занятием. Мы были охвачены азартом погони и наградой нам была поимка беглянки. Потом все втроем, хохоча, валились на диван — и мы с Майкой уже не могли вспомнить причину ссоры, а если и могли, то не хотели к ней возвращаться. Зато с удовольствием учили маму жить. Особенно Майка:

Какая же ты легкомысленная, мама! — возмущалась она, — Нисколько не заботишься о своем авторитете перед детьми!

Ладно, — примирительно отзывалась мать, — попрошу бабушку: пусть заготовит розги. Будем с отцом пороть вас по субботам.

Майка в ответ на подобные обещания шмыгала носом и смотрела недоверчиво. Это ее коронный номер. Майка — моя младшая сестра. Честно говоря, в своем детстве я не слишком-то радовалась ее появлению на свет. «У тебя появится сестренка, — сладкими голосами пели бабушки, — будешь с ней играть!» Это меня страшно оскорбляло. Принесут карапуза, завернутого в одеяло, который кричит и ходит под себя, и как, спрашивается, мне с ним играть? Тоже мне, нашли подругу. Восторга перед младенцами я не испытывала никакого.

Когда родители привезли Майку из роддома, все мои худшие прогнозы подтвердились. Абсолютно бессмысленное существо, с которым мне придется отныне делить пространство, игрушки и родительскую любовь. С появлением Майки на свет я познала разочарование, утраты и бремя ответственности. Считала, что мое детство кончилось. В шесть лет всерьез подумывала о замужестве. Но Майка потихоньку подрастала и, совершенно не понимая моего скепсиса на свой счет, смотрела на меня глазами, полными обожания. Высшим счастьем для нее было, если я куда-нибудь брала ее с собой: она становилась ужасно гордой и никогда сама не просила пить и писать. Ну, если только иногда. Старалась мне подражать. --">