Преподобный Максим Исповедник - Вопросы и недоумения

которую он ведет.

Этого примера достаточно, чтобы убедиться, насколько подход прп. Максима к Священному Писанию (да и писаниям святых отцов, о чем мы еще скажем ниже) отличается от наиболее привычного и распространенного как в его, так и в наше время. Это не значит, разумеется, что все остальные толкования Св. Писания — «неверны» (хотя, конечно, есть и такие), что толкование истории с Елисеем, скажем Златоуста, нужно отбросить (для определенных, в первую очередь пастырских и педагогических целей в определенных обстоятельствах оно, очевидно, полезно), но именно подход к Священному Писанию прп. Максима выстраивает ту духовную перспективу, которая при всех переменах культур, цивилизаций, религиозных течений остается «единой на потребу», перспективу, где нет ничего важнее, чем «приближение по знанию единого к Единому», ^[15] как сам прп. Максим, вероятно обыгрывая знаменитую фразу из Эннеад Плотина, ^[16] сказал о совершенном патриархом Авраамом, преодолевшим дихотомию материи и формы, поднявшимся над мiром явлений и познавшим тайну Богоединства.

В этом смысле экзегеза прп. Максима — экзегеза монашеская и гностическая (в собственном смысле того и другого слова), то есть такая, в которой в Священном Писании и писаниях отцов — во всем многообразии речений, историй, персонажей и тем — он стремится отразить проблематику спасения (то есть единения по познанию в любви с Богом) отдельного человека (монады), человека, который при этом, как соединяющийся с объемлющим весь мíр Единым, вмещает в себя — согласно причастию воплощаемого в нем Слова Божия — не только все эти речения Писания, всех его героев, но и всю живую и неживую природу, все идеи, всех вообще людей и ангелов, то есть весь мíр.

В этой перспективе на экзегезу прп. Максима не отпугнет нас и бык с его «пятигранными почками» и «треугольным сердцем». Дело не в быке, конечно, то есть не в том, насколько правильны «зоологические» сведения прп. Максима, а в том, ради чего он упоминается святым отцом, отвечающим на вопрос о смысле предписанных Богом в Ветхом Завете для принесения в жертву — овцы, быка, козы, горлицы и голубицы. ^[17] Единая жертва Христа прекратила все ветхозаветные жертвоприношения, но каков же тогда для христиан смысл этих предписаний Ветхого Завета? Утрачивают ли они свою силу? Если да, то получается, что слово Божие, Божии заповеди, данные когда-то, сейчас не имеют никакого смысла и силы. Но ведь Бог вечен, и слово Его непреложно и неотменимо, иначе, если отменимо Его слово, донесенное до нас в Ветхом Завете, то где гарантия, что не отменятся и Его новозаветные обетования? А значит и заповеди Ветхого Завета, данные в Богооткровении, должны сохранять свою силу, иметь непреложный смысл. Прп. Максим в своей экзегезе и выявляет этот смысл, не зависящий от того, приносятся, или нет сейчас в жертву животные. Этот смысл, как не трудно догадаться из всего вышесказанного, — монашеско-гностический, то есть развернут не в направлении «объективного», научного познания природы этих животных (каковы они есть сами по себе), но в направлении того, узреваемого в них, конечно «отточенным оком», что может быть полезно в духовном отношении для нас. Прп. Максим и не скрывает своих «прагматических» намерений: «следует еще найти и присущее природе каждого животного и приспособить подходящее созерцание каждого из них» (qu. dub. 17). Исходя из этого, он и пишет, объясняя, что значит приносить в жертву быка, имеющего «треугольное сердце» и «пятигранные почки»; это значит самому — не в физическом, а в духовном смысле — иметь такое сердце и почки: «Иметь же треугольное сердце, это значит — иметь здравое суждение в сердце о Троице, ведь подобно тому, как сердце по природе передает жизнь телу, так и [правильное] почитание Бога соединяет члены души. Иметь же пятигранные почки, значит — обращать пожелательную часть души не на страстное, но посредством пяти чувств рассматривать тварь в одном вожделении и любви к Творцу» (qu. dub. 17). Собственно, сам же прп. Максим в своем созерцании «быка» и показал, что значит «рассматривать тварь в одном вожделении и любви к Творцу» (а не к бифштексу, сельскому хозяйству или зоологии), восходя от материальных объектов к питающим через них нашу душу духовным смыслам, служащим при таком воз-ведении (по-гречески — ἀναγωγή) ^[18] нашему вос-питанию и спасению.

Итак, подобно тому, как толкуя историю о Елисее, детях и медведицах, прп. --">