Александр Павлович Лопухин - История христианской церкви в XIX веке. Том 1. Инославный христианский Запад

против всякой идеи Бога, так как находит в человеке мистическую черту, которая может хвататься даже за самое простейшее и неопределеннейшее понятие о Боге и с помощью фантазии и поэзии образовывать из нее какой угодно культ¹. В кружке французских материалистов мы видим поэтому, в религиозном отношении то же, что теперь в так называемой крайней левой. С этой точки зрения естественно исчезают все различия между римской церковью и протестантским исповеданием савоярского священника. Здесь велась борьба против самой потребности в Боге и при этом считалось уже несущественным, как различные религиозные партии стараются удовлетворять эту потребность. Таковы были идеи Монтескье, Вольтера, Руссо, наконец, материалистов и сенсуалистов, – идеи, под влиянием которых среди французского общества, произошел глубокий разрыв и которые, собственно и привели к великой революции. В первом ее периоде имелось в виду произвести в личных религиозных и церковных делах лишь такие перемены, которые могли бы подготовить переход к новому порядку. Церковные имущества были отобраны, но государство взяло на себя обязанность заботиться о содержании духовенства и покрывать расходы по культу. Монастыри и монашеские ордена были уничтожены; но в то же время объявлялось: «никто не может быть утесняем ради своих взглядов, и даже ради своих религиозных воззрений, пока он чрез распространение их не нарушает узаконенного общественного порядка». Всем предоставлялась свобода богослужения, и вводился гражданский брак: долго шла речь даже о полном отделении государства от церкви. Эта мысль,·однако, была опять оставлена в виду связанных с таким отделением трудностей. Тогда пришлось бы или без всяких дальнейших условий отобрать церковные имущества, что, однако походило бы на открытое грабительство, или опять предоставить некоторое имущество в свободное распоряжение церкви, а это опять казалось опасным. Было даже намерение внутренно связать духовенство с революцией, что и составляло собственно цель так наз. «гражданской конституции^". Она была рассчитана на то, чтобы новое деление департаментов государства вполне привести в соответствие с новым же делением епископских диоцезов: затем, предоставить клиру известную национальную самостоятельность, отчуждить его от Рима, без нарушения, однако, общения веры с папой. Епископы и священники должны были получать определенное жалованье и избираться мирянами: епископы – избирателями в департаментских советах, священники – избирателями в правленском совете отдельных округов. Евреи и протестанты получали одинаковое с католиками право на избрание. Это радикальное новшество, в котором верующий католик должен был признавать еще нечто другое и гораздо большее, чем гражданскую конституцию для клира, встретило живое противодействие. Но противодействие было сломлено, когда возвысил свой голос Мирабо, сказав: «народ, священники которого стоят в оппозиции, имеет основание сомневаться, насколько еще они могут оставаться полезными гражданами; народ не может допустить предоставления попечения о душах людям, которые являются врагами его счастья». Это заявление прозвучало как своего рода пророчество о более тяжелых временах для духовенства, и такие времена действительно вскоре наступили. Чтобы теснее привязать священников к революции, было решено, чтобы они дали клятву, в которой они не только обещали верность гражданским правителям и законам, но и обязывались также всеми силами исполнять принятую национальным собранием и утвержденную королем форму правления. Людовик XVI долго противился дать свое согласие на такую меру по отношению к духовенству: в новой «гражданской конституции^" он видел посягательство на таинство священства, и при натянутых отношениях к Риму боялся за спасение своей души. Только после долгого раздумья он уступил, и собственно лишь после того, как уже составил план своего бегства. Среди епископов и священников оказалось немного таких, которые последовали примеру Талейрана и Грегуара, когда последние в начале 1791 года приняли означенную присягу. Вопрос о присяге разделил римскую церковь Франции на две партии, из которых одна предана была папе, а другая революции. Когда Авиньон и Венессен, оба в течение столетия составлявшие папскую собственность, были отняты у папы, раздражение в Риме усилилось; а когда папа начал произносить проклятия и отлучения, то --">