Гершом Шолем - Шхина: женский элемент в Божественности

непохожих контекстах. Я здесь углубился в некоторые подробности в отношении Хохмы, или Софии, поскольку её связь с каббалистической идеей Шхины долго привлекала внимание учёных. Тем не менее, следует также упомянуть некоторые другие персонификации, которые были позднее комбинированы с образом Шхины или, подобно Софии / Мудрости, связаны с ним. Прежде всего, существует материнский образ Рахили, который неоднократно появлялся, начиная с образа Рахиль у Иеремии (гл. 31), плачущей о своих детях из-за их ухода в изгнание; или персонификация Сиона как материнской фигуры, что контрастирует с фразой «дочь Сиона», что однажды встречается в Писании. «Мать Сион» впервые упоминается в Септуагинте, в Псалтыри 86:5, оригинальный текст которой говорит только о Сионе: «Но о Сионе будут говорить: «Этот человек и тот, что родился в ней». Образ был скорее всего вдохновлён стихом из Исайи 66:8: «Как только Сион начала родами мучиться, она родила сынов её».^[10] Этот образ появляется в поздних апокалипсисах, таких как IV Ездры, бесспорно, самый важный еврейский апокалипсис, который говорит, что Сион – «мать всем нам» (10:7; Каѓана, 8:7). Подобным образом, задолго до появления каббалистического символического языка, талмудическая литература порой использовала образ Иерусалима или Сиона как Матери Израиля.^[11] Но нигде образ Сиона не использовался как выражение какой-либо силы или качества самого Бога. Он мог представать как фигура, живущая в небесных мирах, что находится в согласии с ближневосточными представлениями о соответствии нижних и верхних миров. Однако в древних еврейских писаниях Сион никогда не имел отношения к тайне самого Божества; ни «небесный Иерусалим», который уже был связан Новым Заветом с вышеупомянутым образом «Мать Сион», не имел никакого присутствия в Божестве.

То же самое относится к распространённой персонификации Кнессет Исраэль, «Общины Израиля», используемой почти исключительно раввинистической литературой вместо редкого образа «Мать Сион». Этот образ персонифицирует коллектив народа как религиозную фигуру; он появляется в многочисленных раввинистических высказываниях в Талмуде и мидраше как активная, говорящая фигура, духовная сущность, имеющая реальное существование в сакральной и исторической сфере. Неудивительно, что этот гипостазированный образ «Синагоги» был преобразован отцами древней христианской общины в образ «Церкви» (Экклесия). Сам Талмуд уже принимает библейские фразы, которые говорят об отце и матери, для представлений о Боге как Отце и Общины Израиля как Матери. Так, в Брахот 35б:

Тот, кто владеет всем в этом мире без благословения, как будто ограбил Бога и Общину Израиля, как написано: «Кто ограбил отца своего или мать свою» [Притч. 28:24]. Его отец не кто иной, как Святой, да будет Он благословен, о Ком написано: «Не Он ли твой отец, обретший тебя?» [Втор. 32:6], а его Мать некто иная, как Община Израиля, о которой написано: «Слушай, сын мой, наставление отца твоего и не отказывайся от учения матери твоей» [Притч. 1:8].

В аллегорическом прочтении Песни Песней Кнессет Исраэль мыслится как обручённая с Богом, и она принимает бесспорные черты женской фигуры. Также и аггада не пытается затемнить его образ невесты, матроны, знатной принцессы и т.д.; напротив, когда бы ни говорилось об отношениях между Богом и Его народом в договорных терминах, неизменно используется метафора и притча (а притча, в конце концов, является центральным методом выражения в аггаде), которые изображают Израиль как женский партнёр в Завете. В этом отношении нет текста более информативного, или более ценного и выразительного, чем Песнь Песней Рабба. В этом мидраше Кнессет Исраэль украшен всеми атрибутами милостивой женственности, тогда как библейские образы читаются как аллегории исторических ситуаций – т.е. вне их мистической «нагрузки» (предполагая, что они имеют лишь одну возможность не быть тотчас отвергнутыми в свете современной науки). Опять же, здесь даже ещё очевиднее, чем в вышеупомянутых случаях (если только из-за большого богатства материала, доступного нам), что авторы не имели в виду никакого образа божественной силы. Область Бога никогда не смешивается с областью Кнессет Исраэль, в которой Он действует и который подчиняется Ему. Бездна между невестой и женихом никогда не перекрывалась, а любые сексуальные образы, которые могли бы намекать об обратном, тщательно избегались. Но одно можно сказать --">