Автор неизвестен - Религиоведение - Творения

ориентировалась главным образом на традицию, идущую от Евгемера. Так, Тер — туллиан, внимательно изучив Варрона и римскую историю, пишет: «Что касается ваших богов, то я вижу лишь имена неких древних мертвецов, слышу сказки и узнаю из них о священнодействиях» (Tertull. Apol. 12.1).^[18] Минуций Феликс, также основываясь на данных античных историков, пишет, что древние люди стремились сохранить память о своих умерших предках в статуях, которые впоследствии стали считаться священными (Minut. Octav. 20–21). При этом Минуций прямо ссылается на Евгемера.^[19] Эти же и новые идеи относительно природы язычества мы находим и у Лактанция.

Уже в первой книге «Божественных установлений» Лактанций стремится доказать своему читателю несостоятельность язычества как религиозной системы. Он пытается объяснить читателю, что, во — первых, боги, в которых верят язычники, не являются богами, а вера в них появилась сравнительно поздно; во — вторых, эти боги недостойны религиозного почитания, а вера в них, противоречащая природе человека, не способна сделать людей лучше (в отличие от христианской). Для опровержения языческой религии и доказательства своей позиции Лактанций использует самые разные подходы — от апелляции к здравому смыслу и логики до обращения к античным «атеистическим» концепциям и христианской демонологии.

Свои рассуждения относительно природы языческих богов Лактанций, в традиции латинской апологетики, строит во многом на положениях Евгемера, прочитывая мифы как историю древних людей. Со ссылкой на латинский перевод «Священной истории» Евгемера, выполненный Эннием, он называет Сатурна италийским правителем и в духе римских поэтов и писателей связывает со временем его царствования «золотой век». Демифологизируя языческих богов, причисляя их к человеческому роду, Лактанций показывает, что люди еще в древности обоготворили своих царей и героев за их благодеяния и улучшение жизни: «…они были великими и могущественнейшими царями; в благодарность за их добродетели или благодеяния, или за изобретения ими искусств, и поскольку они были дороги тем, над кем они правили, в память [об этом] они были причислены к богам» (1.8.8).^[20] Также в духе Евгемера Лактанций признает изобретение медицины за Эскулапом, кузнечного ремесла — за Вулканом, всех прочих ремесел — за Минервой: «…безусловно, есть Минерва, которая изобрела все, потому‑то мастера ей и поклоняются. И вот благодаря тем низким людям Минерва и поднялась на небо» (1.18.23).

Этому обожествлению царей и героев способствовали и поэты. Многие мифы являются плодом поэтического вымысла. Прометей вовсе не создавал людей, но он первым начал лепить из глины статуи, изображавшие людей (II. 10.12). Юпитер не превращался в золотой дождь, а просто обесчестил Данаю, расплатившись золотыми монетами, поэты же придали этой грязной истории красоту. При этом «золотой дождь» такая же метафора, как и «железный дождь», который изображают летящими дротиками и стрелами (1.11.18). Также и при похищении Гани — меда Юпитер не превращался в орла, это такой же поэтический вымысел: «Он либо захватил его с помощью легиона, чьим символом является орел, либо имел выполненный в виде орла оплот корабля, на который он посадил того Ганимеда, подобно тому как [имел оплот в виде] быка, когда он захватил и переправил [через море] Европу» (1.11.19).

Подобное реально — историческое истолкование мифов, принижение богов до людей помогало решить одну из важнейших полемических задач, традиционную для христианской апологетики, а именно доказать историческое превосходство монотеизма (равно христианства) над политеизмом. Вопрос о том, является ли христианство новой религией или оно освящено древностью еще большей, чем государственные религии, был одним из главных вопросов, поднимаемых христианской апологетикой. Обращение к этой проблеме было, с одной стороны, ответом на обвинения христиан такими языческими писателями, как Цельс и Порфирий, и, с другой, апелляцией к греко — римской системе ценностей, для которой прошлое было лучшим временем, в то время как настоящее — временем упадка.

Рассуждая далее о Сатурне и его судьбе, Лактанций показывает, что вера в богов появилась относительно поздно. Сам век Сатурна для него — время всеобщего, абсолютного единобожия: «В самом деле, когда царствовал Сатурн, когда еще не были установлены культы богов, когда еще ни один народ не обращался к фантазиям о богах, --">