Ларри Розенберг - Жизнь в свете смерти. Об искусстве быть живым

необходимую для практики. Человеческое существование представляет собой идеальное сочетание блаженства и страдания. Поэтому стоит попытаться его продлить, не увлекаясь при этом чрезмерно идеей долголетия.

Шивананда Сарасвати научил меня заботиться о теле. Я узнал главное: забота о теле заложена в познании. Мой учитель не следовал правилам — он просто жил и наблюдал последствия различных явлений. Он понял, что значит переедать и недоедать, пить слишком много и страдать от жажды, спать слишком много и недосыпать. Он узнал, какая пища помогает мозгу работать, перевозбуждает или, наоборот, отупляет. Он наблюдал, как разные упражнения воздействуют на его физическое самочувствие и ясность ума. Он очищал свой организм с помощью йоги, но никогда не считал эти упражнения досадной и скучной работой. Он получал от них радость.

Все это очень напоминало проповеди Кришнамурти. Наша жизнь не разделяется на практику и не практику, на заботу о теле и заботу о душе. Она представляет собой единое целое, и ключ к нему — познание. Сам Кришнамурти, говоря о физическом здоровье, сравнивал человека с воином на коне. Если конь нужен тебе для битвы, ты должен о нем заботиться. От этого порой зависит твоя жизнь. Именно поэтому нужно заботиться о теле. «Личность человека не ограничивается телом, — говорил Кришнамурти, — но попробуй жить, не заботясь о нем, и у тебя ничего не выйдет».

С самого детства, которое я провел в Нью — Йорке — сначала в Нижнем Ист — Сайде, потом в Бруклине, меня интересовали старики и старение. Даже сам не знаю, почему. Когда я был ребенком, дедушка и бабушка жили вместе с нами, и я любил их, особенно бабушку. На самом деле, в Бруклине меня окружали в основном старики, но они не казались мне особенно счастливыми — наоборот, они были усталыми и грустными, часто раздражительными. К счастью, эти качества в них уравновешивались чудным чувством юмора.

Сначала мы жили в среде русских евреев–эмигрантов, хотя были здесь и итальянцы, и рабочие–ирландцы. Все три группы между собой враждовали. В среде пожилых евреев чаще всего разговор заходил о здоровье, точнее, о его отсутствии. Шли бесконечные споры о болезнях, лекарствах и операциях, о том, помогло ли лечение. Порою можно было услышать столь подробный отчет о ходе болезни, какой не услышишь и от студента–медика. Все эти разговоры о болезнях меня, маленького ребенка, не очень радовали.

Мы с моим другом любили играть в такую игру: прогуливались по дощатому настилу на Кони — Айленд и подслушивали разговоры стариков. Из обрывков их речей мы составляли один длинный диалог. Это было легко, потому что чаще всего разговоры состояли из жалоб, сетований на старость и болезни.

Но иногда попадались и исключения — старики, которые, несмотря на старость, казались довольными своим жребием. Они ходили с горящими глазами, радостные, полные жизни. Я не мог не заинтересоваться людьми, которые так благородно старели. Мне захотелось узнать, в чем их секрет.

Я тогда увлекался бейсболом. Большое впечатление на меня произвел менеджер «Филадельфии Атлетикс» Кони Мак. Рядом с толпой игроков — грубой, орущей, ругающейся — находился человек, одетый в костюм–тройку, ведущий себя с достоинством, хотя на вид ему было не меньше восьмидесяти лет. Как и всякий менеджер, он мог не соглашаться с решением судей, но в то время как остальные с криками выбегали на поле и швырялись грязью, он выходил с достоинством, высказывал все, что думал, — разумеется, судей ему было не переспорить, — а потом возвращался обратно. Я забывал про бейсбол, когда этот человек выходил на поле — я не отрывал от него глаз.

В юности мне не довелось встретиться со смертью — я был от нее огражден и впервые столкнулся с ней, когда служил в армии. Я не был большим фанатом службы, но, когда меня призвали, у меня возникло желание служить. Пройдя начальную военную подготовку, я почувствовал, что служба мне нравится. В молодости я увлекался атлетикой и любил физическую нагрузку. Меня захватила стрельба из пулемета, стоящего на ножках. Это было классно. Я снова почувствовал себя ребенком, играющим в войну.

Но вскоре я обнаружил, что это вовсе не игра. Мы отправились на учения в Германию. Нам был дан приказ разбить палатки в лесу. Поскольку поблизости было мало хороших дорог, нам приказали поселиться в чаще, чтобы на нас не наехал случайно грузовик. Как–то вечером, после отбоя, мы услышали ужасный крик. --">