Александр Владимирович Кучинский - Преступники и преступления. Законы преступного мира. Побеги, тюремные игры

Законы преступного мира Побеги. Тюремные игры

Туда, где нет конвоя

Узник думает о решетке чаще, чем тюремщик о своих ключах. Между тюрьмой и арестантом идет вечное соперничество. С одной стороны — специфический ландшафт местности, погодные условия, архитектурные излишества и продуманная система караулов, с другой-изворотливый ум, мечущийся в поисках выхода. Разные весовые категории и разная цель.

Этот литературный труд можно считать продолжением блатной темы, которую я начинал в предыдущих книгах. Однако лишь частично. Я обратился к мировой практике побегов, которые своей дерзостью могли бы украсить всемирную тюремную историю (если таковая уже имеется). Зарубежная хроника представлена в основном американскими тюрьмами, однако она меркнет перед советской пенитенциарной антологией.

Русский беглец не чета заморскому. Он способен смастерить из зажигалок дельтаплан, из грелки — надувной матрац, из собственных отходов — муляж пистолета. Он выживает в тундре, покоряет торфяные болота, продирается сквозь таежные буреломы, переходит азиатские пески. Карающая длань Немезиды забрасывает зека на девственные острова, изолированные морем, морозом и зубастой дичью. Однако на земном шаре есть только одно место, из которого нельзя выбраться без посторонней помощи: могила (хотя древнерусская легенда о «веселых мертвецах» на этот счет не так категорична).

В книге собрана хроника побегов — знаменитых и не очень, массовых и одиночных, дерзких и миролюбивых. Столь объемный труд не может претендовать на пособие для потенциального беглеца. Для побега нужны не столько знания, сколько внутренний порыв и оголенная интуиция.

Данная книга — не ода беглецам (вор, как справедливо отметил известный киноперсонаж, должен сидеть в тюрьме). Она посвящена человеческой изобретательности в местах лишения свободы.

В последнем разделе представлены популярные тюремные игры и «приколы», многие из которых продолжают существовать и в нынешнем барачно-камерном быте.

Книга проиллюстрирована каталогом татуировок и рисунками заключенных.

Александр КУЧИНСКИЙ

Раздел I Питерский крест

Хлебобулочный мятеж

Спецдонесение ГУИД МВД России:

«23 февраля 1992 года в 9-м режимном отделении следственного изолятора № 1 Санкт-Петербурга семь заключенных предприняли попытку побега. Они захватили заложников из числа сотрудников СИЗО и начали выдвигать заведомо невыполнимые требования. Со стороны террористов возникла угроза применения взрывного устройства. В 14.12 начался штурм корпуса силами сводного отряда специального назначения…»

Угрозу взрыва не преувеличивали. Как тротил попал в камеру № 945 — едва ли не самый болезненный вопрос во всей этой истории. Поговаривают, что тротиловую «колбаску» в «Кресты» пронес вместе со своими личными вещами заключенный Гамов, переведенный из Ломоносовского следственного изолятора. О разрушительных замыслах Гамова можно было лишь гадать.

Идея взорвать тюремные ворота родилась в душной, переполненной камере тогда, когда о тайной «колбаске» узнал сокамерник Бабанский, бывший армейский минер-подрывник. Глубокой ночью, горячо дыша в угреватое лицо Гамова, он шептал:

— Доверься мне. Рванет — будь здоров. Главное — неожиданность. Я в армии такие хреновины мастерил, что закачаешься.

В эту ночь Гамова и так качало на своей казенной кровати безо всяких «хреновин». Оставаясь в «Крестах» и ожидая срок за убийство, он спешил на тот свет. Полгода назад Гамов опустил дубовую доску на голову пожилого рецидивиста из Стрельни. Воровская голова не выдержала и раскололась. Милиция искала убийцу две недели. И не только милиция. На третий день заключенному Гамову передали по тюремному телеграфу, чтобы он обратился за помощью в бюро ритуальных услуг и заказал добротный сосновый гроб. Опасаясь, что Гамова действительно могут придушить в Ломоносовском допре, тюремная оперчасть переводит узника в «Кресты». Судя по всему, вместе с Гамовым перекочевала и тротиловая шашка, припрятанная на крайний случай. Этот случай --">