Автор Неизвестен - Не о себе

смел.

Рука раненого медленно потянулась к лицу. Без того белые пальцы побелели ещё больше. По мере приближения к окровавленной щеке рука начинала дрожать. В серо-голубых глазах были видны страх, ожидание, бешенство. Веки дергались, брови были сдвинуты, скулы напряжены.

И в этот момент рука дотронулась до пораженного места. Павший король почувствовал тёплую кровь у себя на пальцах. Рука задрожала ещё больше, когда он посмотрел на них, запачканных в тёмно-красной жидкости. Он боялся крови. Она раздражала его. Для него было немыслимым осознание того, что он потерпел поражение. Его прекрасное лицо было обезображено. После глубокой раны, как на лице, так и в душе останется шрам, слишком отвратительный, слишком заметный и выделяющийся. И стоит только дотронуться до него, как он тут же начнёт болеть…

Девушка стояла неподвижно несколько секунд после случившейся сцены. Потом, резко рванув с места, она подлетела к раненому, сломленному, жалкому королю и слегка дотронулась до его красной опухшей щеки:

— Я сейчас помогу…Только не двигайся, успокойся…

Он медленно поднял глаза и негромко сказал внезапно охрипшим голосом:

— Уйди…Прошу, уйди отсюда…

Она промолчала в этот раз, однако уйти не могла. Не могла и всё. И сама не знала почему…

14 октября 2009

…Так жить нельзя

Занавеска была немного приоткрыта. В небольшой щелочке в окне виднелись снежинки, робко падающие с неба. Снег в этом году был редким изыском.

Чья-то тонкая, но не худая рука слегка отодвинула занавеску холодного светло-голубого цвета, практически не касаясь её пальцами, и потянулась к оконной ручке. Когда длинные белые пальцы крепко обхватили её, на тыльной стороне кисти выступили синие вены, будто пульсирующие в такт тяжелому дыханию человека. И без того напряженная рука напряглась ещё больше и повернула ручку жемчужно-белого стеклопакета вправо. Механизм послушно щелкнул, окно отворилось, и насыщенный дымом, звуками аккордеона и влагой Сены парижский воздух ворвался в просторную квартиру француза со стандартным французским именем Пьер.

Он мог бы быть и каким-нибудь Жаком, и Жаном, и Луи, и на худой конец Людовиком. Почему Пьер? В этом имени слышится и поэзия, и мягкость, и какой-то трагизм.

Будь он Жаком, то определенно бы представлялся обрюзглым, чересчур толстым, высокомерным выскочкой; Жаном или Луи — слишком приторно-сладким и самовлюбленным; если Людовиком, то при всей чрезмерной горделивости и величавости этого имени не хватало бы озолотить его короной.

Пьер, открыв нараспашку окно, не вдохнул (в принципе уместно и «вздохнул»…) в полную силу, не набрал целые легкие грязного столичного воздуха, нет. Его божественно красивые руки либо еле облокачивались на узкий подоконник, либо пытались ухватиться за потоки воздуха, ежесекундно тревожащего застой в его богатой квартире… Да, несомненно очень богатой. Антикварная мебель, персидские ковры на стенах, искусно выполненные мозаики, витражи на стеклах огромных старых стеллажей. Ноль хай-тека, классика чистой воды с картинами эпохи Ренессанса и приглушенным желтоватым светом настольных ламп на толстых ножках.

И вот среди этой откровенной роскоши живет скромный, тихий, даже больной на вид простой Пьер, который каждый день ловит парижский воздух из окна своей квартиры.

При уличном свете его лицо казалось белым, с серо-синими кругами вокруг ярких зеленых глаз. Лицо Пьера было тонким во всех отношениях: тонкий острый нос; тонкие, плотно сжатые губы, сверху очерченные ненавязчивой, слегка заметной линией пробивающихся усов; острый подбородок и скулы. При всей откровенной худобе и болезненном виде, на нем не было ни единого сантиметра обвислой, дряблой, сморщенной кожи (где связь? Худоба=обвислая кожа?). При свете же желтых ламп лицо Пьера приобретало даже несколько здоровый оттенок и становилось отчасти привлекательным. Фигура француза не представляла собой гору мышц, перенасыщенных стероидами; он не был атлетом. Если отмотать время на пять-шесть веков назад, то облик Пьера гармонично бы смотрелся в средневековой Франции, Франции мушкетеров, придворных пажей и фаворитов, Франции времен Марии-Антуанетты. Это время уже давно прошло, но романтичный образ Пьера остался как побочное явление и напоминание об ушедшем в этом современном мире.

Существует одна вещь в портрете героя, пройти мимо которой было бы --">