Матвей Ивакин - Дуюдухом

Ивакин Матвей Дуюдухом

Памяти Эдика Старкова

— Без лишних слов, неожиданно началась зима

Снежно поле, серы тучи,

Две березки посреди,

Там лежит солдат забытый,

Неизвестной стороны.

Снежно поле, мороз жгучий,

Ветер воет за окном.

Там в сторонке неизвестной,

Мать солдата ждет домой.

— …

— Холодные вечера проходили за мыслями о злобе и ненависти… И лицемерии

Если каждая вселенная возможна,

Для чего мне нужна хоть одна?

Нет цены, её нет, ничтожна!

В миг, что повторяется она.

Стадами несутся автобусы мимо,

Снег валит бешеный в лицо,

А для чего тогда пишут картины,

Зачем снимаются в кино?

Смерть этому грешному Ницше,

Всех ему адских мук!

Раз уж придумал — тише,

Сам запустил этот круг.

Зачем я стихи я сочиняю,

Зачем оно мне сдалось?

Переиграл. Пора. Прекращаю.

Простите, не задалось.

— Иногда злость была очень сильной

Все проблемы решаются саблей

Да надеждно летящей пулей.

Все надежды покажутся сказкой

Да непонятой вовремя шуткой.

Я не помню уже свое имя,

Я забыл отчизны знамя,

Мне противны горны стали!

Мне противны стервячьи стаи!

Я не помню почем мне солнце!

Я не помню почем свобода!

Но я знаю, они вернутся!

Да! Они возгорятся снова!

Я не знаю своей отчизны!

Я не знаю её законов!

Мне плевать, я слышу стоны—

Из республик и регионов!

Марш людей прогремит топотом!

Лязг цепей оборвется хохотом!

Мы придем, мы заявим грохотом!

О себе прокричим рокотом!

С пепелища поднимем знамя,

Отряхнем да поставим с нами.

Потерпи ты, моя родная!

Потерпи, ты еще больная!

— Иногда смиренной

Я хочу, чтоб мою могилу оставили,

Поросла бы она крапивой,

И деревья бы меня радовали,

Напиваясь моею силой.

Там бы ввысь заросла бы трава,

Покрывая памятник каменный,

А потом бы земли острова,

Насыпались на остов мраморный.

Или вовсе не нужно в могиле

Положите меня где-то в поле,

На своей, на родной земле,

По моей, по последней воле.

Я свободу там обрету,

Обретя никогда не утрачу.

То ли это кто-то сейчас плюет наверху,

То ли это я сейчас плачу.

— А иногда ее не было вовсе. Только умиротворенная тоска и зимняя хандра.

— …

— Но чаще всего я расстраивался. И тогда писал стихи

Я иду с ведром на речку, серо сверху,

Но тепло,

Я сейчас достану спички, папиросы…

Хорошо!

Мне велели мама с татой утопить в реке котят,

Они мявкуют в ведерке, плавать в речке не хотят.

Я топил котят не мало, тяжело лишь в первый раз,

Главное закрыть сначала правый, дальше левый глаз.

Прыгнуть трижды вокруг елки, обернуться за плечо,

Крикнуть громко: "Я не волен, но мне быть здесь палачом."

Так не раз мне помогало, заклинание сие,

Дурны мысли отгоняло, сострадание моё.

Я бы может их оставил, но то баба не простит,

Ну а тата то ремнем то, несомненно угостит!

Глазки щурили котята, солнышко слепило их,

Между серыми вратами проступило ради них.

Мальчик шел все ближе к речке, где не плещется волна,

Там спокойной тихой дланью расстилается она.

Докурилась папироса, полетела спичка в куст,

Было тихо, даже ветер мявк унес из малых уст.

В мыслях чисто, кулаками, белыми не от труда,

Мальчик тащит к речке ближе два стальных полных ведра.

В голове не промелькнула мысль бежать отсюда со всех ног,

Вёдра камнем улетают в новый для котят чертог.

Черной зыбью пошатнулась, пронеслась волной вода,

Пара пузырей вздохнуло, вёдра поднимать пора.

— Но лучше так, чем петля. А ты как думаешь?

Когда твой единственный друг остается- ремень

Это грязно и страшно, так всегда тяжелей.

Он останется верен мерзкой клятве своей,

Молчаливым свидетелем, где рождается тень.

Ты возьмешь его в руки, вы останетесь с ним,

Он висит и сжимает,

Мира два, он один,

Ты висишь и сжимаешь,

Мира два, он один,

Где он власть начинает,

Мира два, ты один.

…

 Остановятся стрелки—

Не пойдут никогда.              Пойдут вновь, погодя,

Найдут тело соседки,             Греют ложки на грелке,

Пахнуть станет когда.            Лысых три алкоря.

…

Хронос — --">