Роман Евгеньевич Суржиков - Небесный корабль и девушка

Небесный корабль и девушка

Небесный корабль и девушка

Август 1774 года от Сошествия

Лаэм, королевство Шиммери

- Совершите прогулку на небесном корабле! Воспарите к облакам, подобно птице! Окиньте взглядом с высоты чудесный город и его диковинные окрестности! Всего одна серебряная глория за небывалое путешествие!

Среди площади теплился костер. Над огнем на железной треноге помещалась матерчатая горловина, что вбирала в себя жарко дрожащий воздух. Горловина переходила в громадный мягкий шар футов сорока в поперечнике, белоснежный, с рисунками сияющего солнца и лазурных облаков. Шар парил над костром, не касаясь земли.

- Неслыханное приключение! Взмойте над землею, как Праматерь Мириам! Вдохните полной грудью свободу полета! Добрым господам скину одну агатку, белокровным дамам - две агатки, а кто ахнет от восторга - тому все три!

Хозяин небесного корабля перевел дух и добавил печально:

- Подходите, ну...

Вряд ли кто-то услышал последнее тихое воззвание. Костер и скорбный хозяин шара являли собою центр голого пятна земли шагов двадцати шириной. Ничем не отмеченное, пятно было, тем не менее, вполне ощутимо: никто из прохожих не решался вступить в него. Водоносы, подмастерья, уличные мальчишки, торговцы сладостями, матросы, посыльные славных купцов и даже городские стражники - все обходили небесный корабль по изрядной дуге, будто он был диким горным барсом... либо исключительно ароматной кучей навоза.

Впрочем, Рико мужественно вступил в заклятый круг. Приблизился шагов на пять, встал подбоченясь, смерил небесный корабль снисходительным взглядом. Презираемый горожанами аппарат являл жалкое зрелище. Месяца два назад он блистал расшитыми боками, гордо раздувался, но теперь... Хозяин берег дрова, костер горел вяло, и шар поник от нехватки горячего воздуха, обмяк, пошел омерзительными морщинами, будто груди старухи. Он и на шар-то уже не походил, а, скорее, на гнилую грушу, раскрашенную белилами.

Рико спросил, небрежно прикрыв насмешку сочувствием:

- Плохи дела, друг Гортензий?

Небесный корабельщик скинул чалму, утер ею пот со лба, хмуро цыкнул зубом и разразился тирадой:

- Послушай, Онорико-сводник, что я тебе скажу. Множество божьих тварей топчут улицы славного города Лаэма: шелудивые псы краплют слюною и грызут собственную шкуру; коты рыщут по причалам, вынюхивая рыбацкие лодки; крысы копошатся в сточных канавах; змеи заползают в подвалы, прячась от испепеляющей жары. Но ни одно живое существо - ни одно, Онорико-сводник! - не желает хоть на час оторвать от земли свои лапы! Змея останется в своей сырой норе, крыса продолжит рыться в помоях, пес так и будет грызть шкуру, как грызли его отец и его дед, а кот - чихать от смрада тухлой рыбы! Но ни один из них даже не помыслит о том, чтобы отрешиться от бренных земных тягот и воспарить к облакам! Убежден: встреть я орла со сломанным крылом, даже он скорее забыл бы о небе и сделался курицей, чем прибегнул к моим услугам!

Прозвище "сводник" задевало чувства Рико. Но глупо было огрызаться на прозвище, когда имелись благодатные поводы для ехидства.

- А не пробовал ли ты, Гортензий, предложить свой корабль людям? Глядишь, среди них сыскал бы заказчиков!

- Ты глупец, Онорико-сводник! Три месяца я потратил на то, чтобы убедить людей, и уразумел одно. Легче мне будет затащить в корзину и поднять к небесам дикого слона, чем уговорить горожанина Лаэма оплатить полет! Эти унылые существа жмутся к земле так, будто на каждой их ноге висит по мельничному жернову! Приди в наш город сама Мириам Темноокая, что умела летать не хуже чайки, и скажи: "Любого из вас я подниму в небеса, прижав к собственной прекрасной груди!" - даже тогда горожане ответили бы: "Прости, святая, лучше мы по земельке поползаем, как червячки да кротики. Нам оно как-то привычнее".

- Отчего же не закроешь свое дело? - полюбопытствовал Рико.

- Да ты умен, как архиепископ на кафедре! А кто мои долги оплатит? Ты, верно, полагаешь, материалы мне бесплатно достались? Или, по-твоему, я соткал шар из собственной слюны, как паучок свою сеть? Ты глубоко ошибаешься, мой неокрепший мозгом друг! Ткань обошлась в восемь золотых, работа швейной мастерской - девять с половиной, корзина - четыре, поскольку особенная, по моим рисункам деланная. Затем, стало быть, бронзовая топка для производства --">