Федор Лопатин - Рейс в одну сторону (СИ)

доктор! Я, как раз, после завтрака, иду к ней. Вам тоже с утра назначено?

  Она кивнула.

  - Ну, тогда вместе и пойдем! - радостно сказал Альфред. - Поедим чего-нибудь вкусненького и сразу к Кондрашкиной!

  Елена кивнула и вновь улыбнулась так, будто ей сказали прийти на собственную смертную казнь, и чтоб без опозданий.

  Они пришли в столовку. Народу почти не было. Раздатчица, как всегда, вела себя вызывающе. Увидев Трясогузова с молодой особой, она вдруг сказала:

  - Явились, не запылились!

  Трясогузов не сразу понял, что эти слова относятся к ним обоим.

  - Ну, и чего смотрим? Подходим, не стесняемся! - нагло сказала раздатчица.

  Трясогузов не хотел ей ничего отвечать, тем более в грубом тоне: уж очень на него Елена подействовала, в хорошем смысле, и он ужасно боялся выглядеть перед ней истериком, которому и каша - не каша, и кроссворды у раздатчицы слишком тупые...

  Альфред терпеливо улыбнулся в ответ и сказал:

  - Можно нам каши? Овсяной.

  - Можно, только осторожно! - ответила раздатчица, прекрасно понимая, что толстяку не удобно будет ей грубить, когда рядом стоит вот эта худая, облезлая особа на тонких ножках.

  Раздатчица бросила им в тарелки кашу, дала по стакану компота, не такого гадкого, как в прошлые разы, и, процедив сквозь зубы "приятного аппетита", занялась другими едоками.

  - Ну-с, и что же вам понадобилось у Кондрашкиной? - спросил Трясогузов, как только они уселись за столик. Судя по взгляду Елены, он вдруг понял, что это не его дело - спрашивать у девушки, что ей понадобилось в медкабинете. Он совсем не умел разговаривать с женщинами, но чтоб до такой степени - этого он от себя не ожидал.

  - Простите меня, пожалуйста, - сказал Трясогузов, - я не хотел вас об этом спрашивать - оно само вырвалось.

  - Ничего, ничего, - ответила Елена, - просто иду за результатами анализов - только и всего.

  - А, понятно, - ответил он, и начал наворачивать кашу. Про себя Трясогузов отметил, что сегодня, на удивление, псевдоовсянка смахивала на настоящую овсянку, и пошла она весьма хорошо: комков нет, камни не попадаются - словом, чудо, а не каша.

  Однако, Елене, похоже, еда совсем не нравилась, и она, лишь мельком взглянув на "овсянку", сразу же перешла на компот, закусывая его куском белого хлеба.

  На завтрак у них ушло десять минут. Когда они проглотили последние крошки своих порций, Трясогузов, взяв свой поднос, тут же поехал к столу с грязными тарелками. Елена осталась сидеть за столиком: у нее был убитый вид, словно ей предстояло нечто такое, чего не случалось ни с одной женщиной.

  Трясогузов вернулся к Елене.

  - Ну, как, вы готовы? - спросил он.

  - Да, да, - ответила она, поднимаясь, - я готова.

  И они оба направились к выходу. Тут наступила очередь раздатчицы:

  - А со стола кто убирать будет? - крикнула она в спину новой парочке: инвалиду и "этой тощей".

  Трясогузов обернулся, и, как бы он ни старался сдерживаться, сегодня он с этой задачей не справился:

  - Перебьешься как-нибудь! - крикнул он, и, отвернувшись, поехал догонять Елену, которая уже скрылась за дверями.

  Он нагнал ее в коридоре. Елена шла быстрым шагом, не оглядываясь, словно забыв о толстяке.

  - Елена! - крикнул он.

  Та растерянно обернулась.

  - Куда же вы без меня? - спросил он, торопясь доехать до нее.

  - Я уже опаздываю, - тихо ответила она и пошла дальше.

  Трясогузов, наконец, нагнав ее, сказал, что время еще без десяти восемь, так что она успевает.

  - Это, может быть, вы успеваете, а мое время уже пошло: мне именно к семи сорока пяти, так что пять минут я у вас украду.

  - Да и не жалко - хоть целый час

--">