Владимир Евгеньевич Колышкин - Контрольное обрезание (СИ)

Лицо его приняло болезненное выражение, почти страдальческое. Только водянисто-синие глаза навыкате смотрели с неукротимой твердостью, а над переносицей между глубокими глазницами скапливалась, выпячиваясь наподобие желвака, фанатичная воля.

   Визитеры явственно уловили напряжение невидимых силовых полей - абсолютно несовместимых, взаимно отталкивающих. Перед ними стоял хищный зверь, вервольф, прикинувшийся человеком. Большие некрасивые ноздри его трепетали, казалось, он принюхивался к незнакомцам.

   Еще с порога, как только увидел эти черные фигуры, звериным своим чутьем Адольф почувствовал расового врага. Подобных им он хорошо помнит еще со времен Вены и Линца, особенно Вены, которая кишела ними, как солдатский сортир червями.

   На каждом шагу на улице бросались в глаза фигуры в долгополых черных кафтанах и в высоких шляпах и казались чужестранцами из какого-то таинственного мира и принесшими с собой ужасы этого мира.

    Они могли провести простофилю Шюслера, но его, Гитлера, не одурачишь, он их по запаху определяет и лукавому взгляду. Сионистская братва. Они могут как угодно замаскироваться: обрезать сальные пейсы, сбрить бороды, спрятать кривые волосатые ноги под дорогим костюмом, но сути своей, сути кровопийц, они скрыть не в состоянии. Их с головой выдают хитрые бегающие глаза цвета фиников. О! Как он ненавидел этих черноволосых паразитов, которые совершенно сознательно губят наших неопытных молодых светловолосых девушек, в результате чего мы теряем такие ценности, которые никогда не восстановим...

   - Из какой же вы газеты, господа, позвольте узнать?.. - бесцеремонно перебил говорившего "братец Гитлер". - Если вы представляете марксистов, то я с этими "товарищами" дел не имею...

   Долговязый произнес слово "товарищи" на русский манер и с такой брезгливостью, с таким отвращением, будто выплюнул кусок тухлого мяса, который ему, вегетарианцу1, насильно затолкали в рот.

   - Нет, что вы! - отмахнулся седовласый, но вида моложавого, по-армейски подтянутого, с небольшим шрамом в виде светлой полоски над левой бровью.

   Впрочем, все трое, как успел заметить шеф пропаганды, имели военную выправку, и взгляды их были жесткими, несмотря на старания выглядеть светскими, сугубо штатскими людьми. Это чувствовалось. Военный человек всегда отличит себе подобных среди штатского дерьма.

   - ...что вы! Мы не марксисты и уж тем более не коммунисты. Мы... как бы это сказать...

   Седовласый покосился на делопроизводителя.

   - Вы, кажется, торопились в редакцию? Мы хотели бы поговорить с герром Гитлером приватно.

   - Ах, да! - спохватился Шюслер и, взявши портфель, стал набивать его папками с бумагами. - Вот, Адольф, хорошо, что ты пришел... тогда я не буду запирать... Мне надо заглянуть в общество "Туле", потом кое-куда отнести "Протоколы сионских мудрецов". Оттуда заскочу в "Мюнхенер беобахтер". Занесу твою статью...

   - Какую статью?

   - Ну, эту... "Мировой Татарин и Вечный Жид".

   - Разве ты ее еще не отдал?! - Гитлер судорожно сцепил руки и аж подпрыгнул от нетерпения. Все-таки ему было трудно сдерживать свою кипучую натуру. Он искренне не понимал людей, которые в виду ясной цели могут так безответственно лентяйничать и преступно тянуть резину... Это про них поговорка: "Морген, морген, нур нихт хойте, загте аллес фаулер лёйте".

   - А где печать? - спросил агитатор.

   - Какая печать? - обомлел Шюслер.

   - Круглая печать партии!!!

   - А-а-а, там, в левом верхнем ящике стола.

   - Как - стола? Почему - стола? Ведь я просил держать печать в сейфе, ведь это самое ценное, что у нас есть!

   - Я думал, что самое ценное - это люди, - обиделся соратник. - Да что ты с ней носишься?.. Вчера Харрер заходил, увидел печать, смеялся: "Гитлер забюрократился".

   - Хорошо смеется тот, кто все делает всерьёз, - мстительно ответил шеф пропаганды.

   Гитлер

--">