Дмитрий Филин - Дочь, дом и сад

раз почувствовал настоящие единение со всем живым — смирение и покорность была в его душе.

Он несколько раз за день вышел в сад, понаблюдал за деревьями: «Завтра. Завтра точно зацветут».

Следующий день Захар провёл на веранде; он больше не читал молитвослов: он вёл монолог с Богом: «Я беден душой, но больше мне не с кем поговорить. Знаешь, когда оборачиваешься назад, то выходит, что в жизни было всего пару событий, которые её построили: я помню, как водил Веру в школу, когда мне было 30 — помню, как болтали с ней на лавке — мне этого ужасно не хватает. Скажи мне: почему сейчас, когда мои близкие уехали и я не смогу умереть в кругу семьи; почему ты решил именно так? Зачем ты послал ко мне этого ангела и что со мной будет?».

Ответов Захар так и не дождался, но каждый раз задавая вопрос и ожидая ответа, испытывал сильнейшее чувство, дарованное каждое человеку, поборовшему одиночество — любовь.

Когда пришёл вечер, Захар поднялся с лавки и направился на задний двор в сад. Он не был опечален, что не получил ответов; Захар усвоил — путь его не предсказан даже Богу. На заднем дворе расцвели почти все деревья: их белые и розовые цветки сверкали в закатном Солнце — по воздуху летал дух жизни. Захар получил ответ на вопросы.

Угли

Наступил вечер. Захар зашёл в дом — прошёл в комнату с печью. В комнате была небольшая полочка для книг, платяной шкаф для вещей, слева от входа стоял маленький холодильник «Полюс» и диван, на котором каждую зиму спал Захар. В комнате было прохладно. Захар растопил печь, вытянул задвижку и приоткрыл заслонку, чтобы свет от огня падал в комнату. Он присел на правую сторону дивана, опершись на подлокотник рукой.

«Я всё…», — с облегчением подумал Захар.

— Прекрасно, — вдруг на другой стороне дивана появилась фигура его нового знакомого.

— Знаешь, когда приходит смерть, то старому человеку даже не нужно вставать с постели, чтобы закончить все свои дела.

— Понимаю, ты не первый кто так говорит.

— А кто же ещё? Кто меня обогнал?

— Не могу говорить. Когда настанет время, всё узнаешь, — сказал Ангел, ознаменовав паузу в разговоре.

Прошло несколько секунд молчания, тяжелого свистящего молчания. Захар взглянул вниз: из печи на носки кроссовок падали яркие струйки света. Они медленно пробирались дальше по комнате — так доходили до конца дивана и останавливались на кончиках пальцев Ангела, лишь слегка освещая подол его мантии.

Захар поежился, его терзали вопросы, которыми он раньше не задавался:

— Ответь мне на вопросы; что меня там ждёт? Кто может дать ответ, кроме тебя; ты ближе к Богу, чем кто-либо… Ты мой Ангел-хранитель, чёрт тебя дери!

— Нет, ответов я тебе не дам, но ты можешь что-нибудь рассказать, если мы тут сидим — только не думай, что сможешь поведать мне то, чего я ещё не знаю.

— Ты бесполезен: приходишь ко мне, говоришь, что я скоро умру и должен закончить все дела сразу же как моя дочь и внучка уехали! Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты говоришь, что я их больше не увижу! Зачем? Зачем ты пришел?!

— Это мой путь; такой же, как и твой — уйти сейчас. Не я выбрал его и не мне судить тебя. Помни, каждый раз, когда ты был беде… Ты хоть представляешь каких трудов мне стоило тебя вытащить: именно я ответил тогда на твой звонок!

В комнате повисла тишина, слышался только треск горящей березы из печи.

— Прочь. Прочь! Это не правда, и ты это знаешь! — заорал Захар.

Его лицо покраснело, выступили капли пота; на правом виске выступила вена. Мгновение, и духа не стало.

Захар почувствовал недомогание, которое чувствовал каждый день после ночного сна. Он машинально встал с дивана, и ногами, которые ему всё меньше подчинялись, начал семенить в сторону шкафа. Когда он коснулся его ручки, то чуть не упал: в глазах сильно рябило. Захар приоткрыл дверцу и достал зажигалку и сигареты, припрятанные там на случай, сунул их в карман и направился к дивану.

Прильнув к подлокотнику спиной, Захар сел полусидя, достал из кармана пачку, поджёг сигарету, затянулся и опустил руку на диван: «Последняя…»

— И правда, — прозвучал незнакомый голос в темноте.

Пальцы у Захара онемели, дыхание спёрло: «Что?»

— Пора, — отозвался голос.

— Нет, я же принял Бога — я всё понял.

— А что это меняет?

Захар почувствовал облегчение — то, что он чувствовал в райском саду. Жизнь ушла от него.

Последними его словами был вопрос: «Красива --">