Михаил Гаёхо - Кумбу, мури и другие (микророман)

Барабаны не гремели. Вувузелы не завывали.

Колонны остановились в движении. Люди замерли.

«Режим карантина по форме Эф 8 отменяется, — вещал синтетический голос, — все в обязательном порядке должны возвратиться к местам постоянного проживания и местам работы».

— Пошли, что ли, — сказал Ипай Владимир, но не двинулся с места.

Все вокруг тоже не шевелились, застыв в тревожном оцепенении. Потом пришли в движение. У кого-то дернулось плечо, кто-то поднял руку, кто-то топнул ногой. Кто-то присел, кто-то подпрыгнул. Кто-то засмеялся в голос — словно залаял, и тут же замолк. Ипай Владимир почувствовал, что у него без участия воли — и даже против — начинают подергиваться руки и ноги. Все резче, сильнее, размашистей. Он уже скакал, крутился, вскидывал руки — короче сказать, плясал. Как плясали другие вокруг — Кумбу, Ипай, Мури. И Кубито, разумеется, и Кубито. Где-то среди них была Александра. Полицейские, милиционеры, майоры-фрилансеры тоже плясали, побросав свои бумеранги.

В этом танце не было ни красоты, ни радости — только судорожное подергивание, не дающее шансов остановиться. И он, Ипай, не был уже ни Богом Саваофом, ни апостолом Петром — только заводной механической куклой. Вспомнились чьи-то слова: «Идея овладевает массами как пляска святого Витта». Но какая идея овладевала им и тысячами других, заходившихся в пляске? И была ли тут какая-нибудь идея? Это последнее, о чем Ипай Владимир успел подумать, перед тем как перестать о чем-нибудь думать.

И только плясать, плясать…

63. Поздно пить сакэ

Депутат Кумбу-сан из окна своего офиса на сороковом этаже наблюдал за хаосом на улицах города. Достаточно насмотревшись, он опустил шторы и предался антропологическим изысканиям. Через короткое время (как раз к ужину) ему открылось то, что он давно уже подозревал, но во что отказывался поверить, — древнее инопланетное знание таилось не в обычаях племени камилару, а в обычаях племени дийири — более древних, которые были усвоены племенем камилару в фатально искаженном виде. Отсюда следовало то, что вместо четырех классов по типу камилару следовало ввести восемь классов по типу дийири.

Ошибку надо было исправить. Кумбу-сан стал обдумывать проект закона о восьми карантинных классах.

Дежурный фебель принес ужин.^.

Кумбу-сан ел пасту-карбонара с беконом и помидоры, фаршированные сыром и чесноком с зеленью. К пасте было сицилийское вино Неро д’Авола. Завершился ужин чашкой крепкого кофе. Кумбу-сан откинулся на спинку кресла и закурил сигару. В такие минуты он чувствовал себя настоящим сицилийским мафиози. И, в общем, имел право на это, если учесть, как заработал свой первый миллиард.

Кумбу-сан заказал еще кофе. И подошел к окну.

Волнения на улицах не затихали. В разных частях города уже занимались пожары.

Кумбу-сан набрал номер главного генерал-фрилансера. Связь не работала.

От окна доносился запах гари.

Пришел незнакомый фебель и принес — не кофе, а сашими и суши на лаковом подносе. На нем же — бутылочку сакэ с иероглифом на боку. Иероглиф что-то означал, но Кумбу-сан не умел читать по-японски. Он взял палочками ломтик сырой рыбы, окунул в соус, положил в рот и не спеша съел. Выпил сакэ. Взял палочками суши с креветками.

Сушеные водоросли нори были темно-зеленого цвета.

Креветки были розовые.

Ломтики рыбы — нежно-белые.

Кумбу-сан почувствовал себя настоящим японцем, более того — выпив еще раз сакэ, он почувствовал себя самураем.

По жизни Кумбу Воронин принимал разные обличья, но чувствовать себя самураем не приходилось ни разу. Это было немного странно, но было реально и влекло за собой последствия. Назвался самураем, полезай в кузов — вроде бы так.

Он снова подошел к окну. Там внизу что-то уже догорало.

«Поздно пить сакэ», — подумал депутат Кумбу-сан.

Он отошел от окна и сделал себе харакири.

Не хирургическим образом, а тихо, медикаментозно.

--">