(ksana_lindemann) - Запах июня (СИ)

Прошло уже двадцать чертовых лет, а я все ещё мечтаю заткнуть твой голос в своей голове. Двадцать чертовых лет я смакую каждую фразу, произнесенную тобой в тот вечер, и понимаю, что в ответ сказано было недостаточно. В моей памяти ты настолько хороша, что почти ослепляешь. Ослепляешь своей чистотой, непокорностью, смелостью.

Если бы я хоть на толику мог соответствовать тебе, то, возможно, сейчас сжимал бы твою тёплую мягкую ладонь, а не ледяной бокал, доверху наполненный виски так, что янтарные капли падают на белоснежный ковёр моей жены. И голос твой звучал бы в этой комнате вместо безликого перезвона льда о стекло.

Но несмотря ни на что — на мое малодушие, страхи, мое бесславное прошлое и сомнительное будущее — ты принимаешь меня каждый раз, когда я прихожу к тебе. Ты не обращаешь внимания на комья красноватой грязи, сыплющиеся с моих некогда идеально налакированных туфель. Не злишься, что я не удосужился сменить дорожную мантию, хотя она пряно пахнет парфюмом моей жены. Молча, с терпеливым пониманием, принимаешь самые пошлые на твой взгляд, но идеально красивые, на мой вкус, цветы. Розы. Кипенно-белые, благоухающие тонким ароматом июня. Они не подходят тебе и странно смотрятся рядом с тобой, но мне плевать.

Я прихожу к тебе раз в году, и раз за разом умираю рядом с тобой, вдыхая запах тёплой июньской земли и этих самых чертовых роз.

Прошло уже двадцать чертовых лет, а я помню наш последний вечер поминутно, томительно медленно прокручивая его в памяти…

Нам по семнадцать.

Чудесный возраст, чтобы влюбляться, творить глупости, очаровательно краснеть и смеяться над дурацкими шутками. Но вместо этого мы стоим друг против друга, бессильные в своей слабости. Ты — свет и надежда, я… а что я, у меня нет выбора, кем быть. Мне казалось, что весь мир можно купить, а оказалось, что мир без тебя не стоит и сикля. Но тогда я этого ещё не знал.

— Ты же понимаешь, что я уйду с ними? — в твоём голосе нет вопросительных ноток, но я придумываю их себе, словно этим смогудать какой-то другой ход событиям.

— Так же, как и ты понимаешь, что я останусь с теми, с кем должен, — растягиваю слова на свой излюбленный манер, в душе ожидая, что ты в сотый раз будешь проситьменя изменить своё решение.

— Я знаю.

Никаких больше «ты можешь все изменить», «ты можешь пойти с нами». Не могу. Я ненавижу ее блядских друзей, а она никогда не будет вхожа в мою семью. Между нами — пропасть, бездна, война и ещё тысячи мелких отговорок, не мешающих нам, впрочем, нарушать все каноны, кем-то за нас придуманные. Я хотел бы тонуть в ее тёплых карих глазах бесконечно, но вместо этого вынужден подчиняться зову Темной метки. Я расплачиваюсь за грехи своей семьи, и ранее, кстати, делал это с саморазрушительным удовольствием, воображая себя неким избранным.

Избранным, как же. Знаю я одного такого избранного. Его Учитель тлеет в могиле, друзья в опасности, и даже лучшая подруга спит с его непосредственным врагом. Не дай бог быть таким избранным. Но вместе с тем, я бессильно ненавижу его – ведь завтра он заберёт у меня её, оставив на память только звонкий голос в голове и запах пушистых каштановых волос, напрочь въевшийся куда-то в кору головного мозга. Точно.

И ведь никак от этого не избавиться…

Ее тонкие руки, невесомо обвивающие мою шею. Она нежна, как никогда, кажется, что всю свою любовь ко мне она вложила в эти быстрые прикосновения. Я отвечаю ей с неистовой яростью, кусаю мягкие розовые губы почти до крови, искренне желая, чтобы этот наш вечер не стал последним. Кажется, тогда мы оба верили, что когда эта чертова война кончится, мы сможем быть вместе, кто бы ни победил.

Она дышит неровно, словно захлёбываясь остро пахнущим травой и дождем июньским воздухом, вздрагивая от моих прикосновений. Я не могу насмотреться на неё – на тонкую фарфоровую кожу, растрепанные пряди, обрамляющие взволнованное лицо, на беспокойные руки, то и дело опускающиеся в бессильной борьбе с ее внутренними переживаниями.

Она такая своенравная, неистовая, правильная. Такая чуждая и такая моя. Моя Гермиона. Гр-р-рейнджер.

Мне нравится произносить ее имя с легким рычанием, так оно мне кажется ещё… вкуснее. Она злится из-за этого, фальшиво передразнивая мою манеру речи, растягивая

--">