Роберт Уралович Ибатуллин - За пригоршню оренов (СИ)

приложил к пальцу, щёлкнул иглой. Вперился глазами в планшет: – Что ж такое… Почему соединение с базой такое хреновое? О! Есть ответ! Точно он, стопроцентная идентичность! – Староста просветлел лицом. – Зайдёмте, оформим награду.

  Вокруг уже начали собираться взрослые зеваки. Я убедился, что Махмутка надёжно привязан, и прошёл следом за старостой в душную, прокалённую солнцем контору. Над старостиным столом висел заботливо вставленный в рамочку под стекло полис политического страхования «Союза защиты свободы» – сиреневый, самый дешёвый полис без покрытия социомедицинских консультаций.

  Другую стену украшал глянцевый плакат с лучезарным Иисусом и цитатой «Паси агнцев моих». Третью, невесть зачем и почему (видимо, просто для солидности) – карта главных политий постамериканского пространства, изданная Гильдией регистраторов. Староста распахнул окно. Комнату заполнило стрекотание кузнечиков, но сильно свежее не стало. Староста сел за стол и забарабанил по экрану планшета.

  – Хорошо, что сделали локальную реплику базы, – бормотал он, – связь ни к чёрту, прости Господи… Ага. Вот. Джумагалиев Махмут Гайса-улы, 2095 года рождения, гражданин Оренбурга… неважно… дело возбуждено Оренбургским судом… следствие проведено Русско-Казахским детективным агентством… доказанные эпизоды… ограбление, разбой, разбой, ограбление, кража со взломом, тяжкие телесные повреждения, разбой, убийство, неуплата налогов… слушание in absentia… приговор – смертная казнь, приз – две тысячи оренов за арест, пятьсот за исполнение. Ну, вроде всё в порядке! – Староста ещё потыкал в планшет и развернул по столу ко мне. – Подпишите акт, и отправим в Оренбург, когда связь наладится.

  Слева под актом, в поле «Ответственный магистрат», стоял отпечаток пальца старосты и имя: «преподобный Константинов Исаак Даниилович». Правое поле «Поимщик» предназначалось мне. Я задумался, и староста вдруг с подозрением спросил:

  – И всё-таки, где вы его поймали?

  – На Тургае. – Я вбил в поле «Поимщик» «Клим Истомин», приложил палец и вернул планшет.

  – А, нереестр, – Константинов понимающе кивнул. – Тогда понятно, зачем тащили досюда. – Он прочитал подпись и глянул на меня теплее. – В честь Потрошилова? Какого года рождения?

  – Девяносто первого.

  – Как мой брат! Тоже Клим! – Староста улыбнулся совсем по-дружески. – Ну что ж… Чек возьмёте?

  Я покачал головой.

  – В нереестре – только наличные. И лучше металл.

  – Понимаю… Но не уверен, что наберу… – Константинов нагнулся, полез в тумбу стола, загремел ключами. Приятно зазвенели монеты. – Сто… двести… – считал он. – Вот, держите, тысяча семьсот оренами.

  Он высыпал на стол горку сотенных серебряных монет с оренбургским полуорлом и косым крестом.

  – Остальное?

  – Могу уральскими тенге. Правда, бумага…

  Я кивнул. Курс был твёрдый, шестнадцать к одному.

  – Сойдёт.

  Константинов отсчитал и вручил мне девятнадцать замусоленных бумажек с портретом атамана Жанабекова.

  – С вас четыре орена сдачи, – сказал он. – Можно чеком.

  Я хмыкнул и полез во внутренний карман пыльника за чековой книжкой.

  – Слишком доверяете охотнику за головами, преподобный.

  – Да Бог с вами, это копейки. – Староста обернулся к окну, за которым сгрудились любопытные дети, и скомандовал: – Идите-ка бейте в рельс малый сход! Знаете как?

  – Знаем-знаем, дядь Исаак! Один, пауза, три!

  Дети радостно убежали, а староста, дождавшись, пока я уберу набитый кошелёк, бодро протянул руку:

  – В расчёте, Клим?

  Мы ударили по рукам.

  Когда я вышел, дети как раз начали звонить в рельс, но на площади в тени огромного тополя и так уже собралось немало народу. Все таращились на связанного Махмутку,

--">