(metelle) - Disturbed (СИ)

========== 1.Deracine ==========

DERACINE

Неужели всё было решено

Ещё в утробе?

Меня сейчас стошнит

Я скрывал столько чувств

4… 3… 2… 1

Всё и не посчитать

За непреодолимой тоской

В лабиринте

[от колыбели до могилы]

Рваный шрам

Нет пути назад

Ложь. Трусость. Вздор

Моё сердце растревожено тобой

***

У Матсумото в руках микрофон. Кажется, вокалист сосредоточен на том, хорошо ли его голос пробивает шквал нарастающих рифов, но на самом деле его беспокоит Аой. Искусственное освещение выхватывает фигуру ритмиста из тёмного угла, будто нарочно выделяя среди остальных. Тот исподлобья бросает на Матсумото скользящие взгляды, чаще — на его губы, которые будто ласкают микрофон, прижимаясь к сетчатой поверхности.

Гитарист дёргает плечом, наклонив голову — занят игрой, руки несвободны, а влажный след, сползая по щеке вниз, мешает, поскольку слишком заметен, и Аой напрягается ещё больше. Солист уже открыто смотрит ему в лицо, пытаясь понять. От этого только хуже: моральный дискомфорт щиплет глаза; нет, Юу не плачет. Увеличивая траекторию, влага достигает губ, и предательская капля падает на струны. Пальцы суетливо размазывают её, сбиваясь с общего ритма.

«Чего уставился? Глаза слезятся».

Здесь работают кондиционеры, но в репетиционной царят тропики внутреннего ада. Несмотря на внешний уют прохладного комфорта — жарко всем, хотя стафф в любой момент сбегает за водой и дополнительно помашет на музыкантов веером. Руки внимательно отслеживает движение линии поджатых губ. Ждёт, ищет улики. И уголок рта гитариста нервно подрагивает. Всё правильно — это не пот…

— Аой-сан? — единственная нейтральная реплика, сказанная вслух за последние четыре часа.

Гитарист прячется за волосами, отгораживается, и все теперь смотрят на него. Чёрт. Его так легко смутить.

— Душно, — Аой краснеет, вытирая лицо, а Руки, бросив на стул микрофон, шагает в другой конец помещения и кидает в гитариста пачкой салфеток. Провоцирует следить за своими действиями.

— Держи.

Аой не ведётся; вскидывая руку, он ловит предмет на лету.

— Не стоило.

Все молчат.

— Продолжаем с того же места.

Аой кивает. У него печаль, упадок, недостаток внимания, нервы и симптомы всех смертельных болезней. Композиция Урухи добивала его, это странным образом обнажало чувства, обнаруживая несоразмерность тоски, которая держала за горло и уже со вчерашнего дня не давала нормально дышать, покрывая все радости бытия слоем грязной пыли. Где, интересно, Руки отрыл эти слова, в чьих уголках подсознания? Этот текст точно являлся результатом некоего негласного заговора, потому что откровенно обличал больную привязанность Аоя. Вокалист наверняка черпал вдохновение из его страданий и упивался ими. И Широяма сейчас жалел, что не родился на свет бабой, потому что хотя бы к ним Руки относился с пиететом и трепетом.

«Что-то мне нехорошо».

Вокалист вдруг резко оборачивается.

Раз, два, три… Пауза. Гитарист чувствует, что ещё немного, и от всего этого… вот прямо сейчас… его стошнит. Чёрт!

А Руки поёт, словно читая мысли:

— I’m going to be sick…

Приходится зажать ладонью рот, чтобы удержать в себе рвотные позывы. Аой вдруг понимает, что не может заставить себя прикоснуться к гитаре, потому что всё кажется ему отвратительным. Прежде всего — он сам. Он чувствовал себя голым в храме, где на троне восседает главный жрец с лицом Руки и вершит его судьбу.

«Что за театр, блять?»

— Аой, тебе плохо? — Матсумото озаботился, наконец, поинтересоваться, а Широяма поклялся себе, что запишется к психологу, прямо вот завтра с утра. Наверное.

«Нет, мне охуенно».

— Шутки оставь для твиттера! — Все вопросительно обернулись к вокалисту, потому что Аой ведь ничего не высказал вслух; зато последний снова убедился в наличии у маленького монстра телепатических задатков.

Тошнота резко подкатила к горлу, сводя желудок спазмами, и гитарист, схватив корзину для мусора, выплюнул в неё весь недавно съеденный

--">