Джей Ракса - Наши боги (СИ)

  В предрассветных сумерках, свет, излучаемый Древом Познания Добра и Зла, что венчало самую вершину Олимпа, стал разгораться всё ярче и ярче. И вскоре серебряные ветви уже пылали нестерпимо ярким голубым сиянием, озарившим весь Рай и возвестившим его жителям, что нынче все храмы закрыты для простых смертных и лишь избранникам всесильных богов дозволяется войти под священную сень!

<p>

 </p>

  − Сегодня последний день, когда ваши жизни принадлежат вам! − вдохновенно произнёс верховный жрец, как только четверо молодых мужчин и одна женщина вошли в главный зал святилища и расположились перед алтарём, испускающем мягкое сияние. − Завтра одному из вас... возможно... будет дозволено подняться на Олимп и войти в облачные чертоги богов, дабы обрести там жизнь вечную в лоне Господа нашего!.. Прочие же сойдут в Аид... Вы готовы?

<p>

 </p>

  − Готовы! − в унисон ответили голоса тех, кто уже давно отринул всякие сомнения.

<p>

 </p>

  − О, мудрейшая Афина[1] Паллада[2], взгляни же на своих избранников! − призывно воскликнул понтифекс[3], обернувшись к сияющему окну в царство божие.

<p>

 </p>

  На его призыв тотчас же откликнулись херувимы[4], что стражами стояли по бокам от внезапно потемневшего прямоугольника. Вначале, на краткий миг, их серебристые тела, отполированные до зеркального блеска, словно бы подёрнулись едва заметной дрожью, но тут же замерли, а помещение наполнилось божественно прекрасными звуками гимна, славящего богиню и возвещающего её приход. И, лишь только глаза истуканов[5] вспыхнули нездешним огнём, Справедливейшая явила смертным свой пресветлый образ.

<p>

 </p>

  Раскинув руки, запрокинув голову и закатив глаза, жрец замер в ступоре снизошедшего на него транса, а посвящённые пали ниц пред столь неумолимым величием.

<p>

 </p>

  − Поднимитесь и возденьте на меня очи свои, − ласково произнесла богиня, в голосе которой звучала и музыка небесных сфер, и глас изначального хаоса.

<p>

 </p>

  Исполнили люди повеление. И каждому Афина заглянула в глаза и в самую глубину души. К лицу каждого простёрла длань свою, так что свет, исходящий из руки её, дрожащим мерцанием озарил небольшой кристалл, расположенный между бровями над самой переносицей, а корнями своими уходящий в глубины мозга. То был отличительным признаком всякого посвящённого, ну а свет, по желанию божества, мог одарить смертного бесконечной радостью и сладкой истомой или столь же бесконечной болью и жесточайшей мукой.

<p>

 </p>

  Лучезарный образ начал понемногу меркнуть, рассеиваясь в воздухе. И также таяли слова божественной девы-воительница, сказанные ею напоследок:

<p>

 </p>

  − Идите, возлюбленные чада мои. Уладьте незавершённые дела, проститесь с родными и любимыми, и возвращайтесь к закату, дабы здесь провести последнюю ночь вашей земной жизни!

<p>

 </p>

* * *

<p>

 </p>

  Гор уже давненько не бывал здесь, однако ноги несли его верной доро́гой мимо буйно цветущих клумб и лужаек, заросших разнотравьем, по аллеям фруктовых деревьев, на ветвях которых где-то благоухали цветы, а где-то красовались плоды. Ведь в Раю царствует вечное лето. Но вот меж буйной листвы, не знавшей иного цвета, кроме зеленого, показались беломраморные строения схолы[6]. Отбросив самонадеянность, путник, коснулся кадуцея приколотого на груди и вознёс молитву Гермесу. Получив ответ от бога дорог, он свернул налево и углубился в оливковую рощу, в центре которой стояла изящная ротонда под лазоревым куполом, опиравшемся на витые колонны, под сенью которого (по

--">