(храм из дров) - Два Кота, Крепость и Кар (СИ)

не тролльим голосом.

Гаэтан получил от Марека мечи, но оголять не спешил. Заряженный воздух начал растворяться и оседать, и ведьмаки растерянно замерли.

— Что за…

Марек хотел бы добавить, но подавился воздухом.

Перед ними расправила яркие крылья здоровая гарпия. Блеснув металлически-радужным отливом оперения, чудище тут же скрючилось. Затрещало клювом, заскрипело костями и начало засыхать. Пожухли перья, кожа пошла морщинами, мышцы одрябли.

— К-ка-а… — протянула она сухой глоткой, старческим птичьим хрипом.

Раскрыла дрожащие, осыпающиеся крылья… И рухнула навзничь.

Ведьмаки подходить не спешили. Стояли откровенно ошарашенные.

— Так вот, — наконец хрипнул Марек, — что это значило…

— Ты, гад, знал.

— Знал… что она проклята. И королева. То, что она королева сраных гарпий, мне сказать забыли.

Гаэтан решился подковылять к телу.

— Какого… Ты видел проклятых на чужое тело гарпий?

— Теперь видел. Да и проклятые у меня ни разу не высыхали намертво.

Марек подошёл к наклонившемуся Гаэтану и присел на корточки.

— Она не высохла, — возразил Гаэтан, — просто… постарела? Сколько живут гарпии?

— Лет двадцать.

— А тролли за сотню. Кажется… она просто своё отжила. В чужой шкуре.

— Ого. Неплохой урок, а?

— Мамун знает что. Ну, хоть пачкаться не пришлось. Оно само.

Яр помял тощее облезлое бедро гарпии.

— Эх, в тролле мяса было больше. Огроидное, конечно, едва ли переваривается, но…

Получил по затылку клюкой.

— Слышь, ты, гурман. Мы это недоразумение жжём нахрен.

— Что, даже на поделки свои не пустишь?

— Старовата.

— Получается, жжём вместе с нашими?

— Получается так. Или тебе есть дело до отдельных костров?

— Нету. На один бы дерева наскрести.

— Наскребём.

Прежде чем собирать костёр, Яр подбросил одну из новоприобретённых монет: решалось, кто пойдёт за трупами. Честь выпала решке — Мареку. У него и подходящая амуниция нашлась — маска, закрывающая пол-лица, включая дырки носа.

Собрать батьку с котом труда не составило. Яру даже понравилось кидать в бадью косточки, будто поганки в лукошко. С Муррой пришлось повозиться, выскребая из чёрной, сухой, но тягучей скорлупы. С костей налёт Марек тоже без фанатизма, но посбивал. Хоть в чародейском крыле и посвежело за несколько часов, дышалось всё ещё с трудом, и после получаса ковыряний в эпицентре химической духоты Марек снова едва чуял.

Костёр собрали где принято было — на Поляне. Как и о Синей Дороге, у каждого было своё мнение, как она называется. Поляна Мечей — говорили Айден и Лех, Поляна Костей — Аксель и Берт, Шёпота — Мурра и Бреген. А Гаэтан с Мареком сходились на том, что это просто Поляна, и сходились на этом с батькой, которого тащили на неё в ведре. Может, и глупо было жечь кости, да только требовала того привычка, засевшая с детства в головах, давшая корни в грудь, в руки: ведьмак умирает — надо жечь ведьмака.

Поляна находилась, если, идя к Бурчанке, свернуть в правильном месте. Среди котят витала байка, что вовсе Поляна не находилась, если не хотела. А не хотела она, когда нужна не была. Давным-давно Йольт с Гаэтаном вышли на неё впервые своими силами тоже вместе. После суммарно трёх неудачных вылазок, одна из которых закончилась окончательным заблуждением в лесу, на четвёртую Поляна позволила им себя найти. Засыпая на ней в обнимку, чтобы хоть немного согреться, проснулись дети от матерщины и подзатыльников. Тем утром взрослые пришли сжигать двух ведьмаков. Откопать в пепле двух ведьмачат не ожидали, но в целом не удивились — место это тянуло из крепости каждого ребёнка, кому доводилось в нём бывать, потому что оно было чистым. От магии, от шума, от следов жизни, которыми полнился лес вокруг. Новоиспечённым ведьмачатам, перегруженным миром, его звуком, светом, чёткостью и резкостью, ощущением потоков, которых их кожа никогда не знала, не хватало тишины и пустоты, которые могла дать им Поляна.

Она представляла собой большую, шагов сорок в радиусе, воронку пустоты с пепельно-угольной землёй, чуть проседающей в

--">