(Мальвина_Л) - Будничные будни охотников на нечисть (СИ)

Когда Чак лишается всей своей силы, а Джек возвращает назад всех людей и становится новым Богом, меняет родной бункер на Небеса, так нуждающиеся в наведении порядка, они остаются вдвоем.

Совершенно. Как в детстве.

Вот только больше ужас не прячется за дверью в ночи, под кроватью и в пыльном скрипучем шкафу. Страх не вгрызается клыками под ребра, не стекает ледяным ужасом вдоль спины, не шепчет вкрадчиво-угрожающе в ухо.

— Наконец-то свободны. Отметим?

Бункер совершенно пустой. Он звенит тишиной. В нем так гулко, что слышно, как колотится пульс в венах брата, когда тот берет бутылку из рук и замирает под [не]случайным касанием. Всего-то пальцами — вдоль запястья. Легко, как перышком по ресницам, как призрачным дуновением ветерка — на мягкие, сонные губы. Как лапкой кошачьей — к руке осторожно.

Впрочем, на кошек у Дина ведь аллергия.

— Отметим, — Сэм отзывается эхом, и замешательство длится меньше секунды. Конечно же, брат ничего не заметил. Это все — у него в голове. Это глупость, которая непременно пройдет, когда жизнь войдет (не вернется — она ни разу там еще не бывала) в нормальное русло.

Они пьют свое темное пиво, рассуждают лениво о планах и перерыве (хватит с нас, братец, и нам нужна передышка) в охоте. Беседа течет неспешно и плавно, лишь время от времени скачет с темы на тему. О том, что Чудо нужно будет познакомить с подружкой, запечь большую индейку на День благодарения и украсить ёлку на Рождество. Купить и развезти всем подарки. Настоящие, а не как бывало всегда — второпях, набегу, что попало. Теперь у них хватит времени на все праздники этого мира и останется даже.

Они выцарапывают на столе имена Джека и Каса, и Дин сгребает брата за плечи, жмется носом к виску. Ведет очень медленно, мягко вдоль скулы. Замирает. Щека у щеки.

Сэм… сейчас он оглохнет от грохота сердца. Сглатывает:

— Посмотрим киношку?

Дин оживляется:

— Чур, мне выбирать!

И в комнату припускает вприпрыжку, уже через пару секунд слышен грохот — подборка ужастиков с порно валится со стола. Дин приглушенно, но весело матерится. Ну сущий мальчишка — и где его сорок один? Тут семнадцать, не больше. Сэм заруливает на кухню, прихватывая еще пару пива и чипсы, которыми Дин полфильма будет хрустеть, рассыпая крошки на одеяло, подушки. Будет комментировать увлеченно сюжет и ни за что не заметит, как брат замирает, когда рука случайно (абсолютно, конечно) опускается на бедро или сжимает колено.

Он вырубается у него на кровати, приткнувшись где-то неловко под боком. Глаза открывает ближе к шести. Дин сопит тут же рядом, обхватив руками подушку и пристроив голову у него на бедре. Смутно вспоминается, как уже в полудреме брат водил кончиками пальцев по животу и бормотал что-то про гладкое пузо дельфина.

Забытый экран телевизора огорченно и ровно мерцает матово-синим. Откинув край одеяла (перед тем, как уснуть, Дин заботливо прикрыл им и себя, и младшего брата) Сэм опускает ноги на пол. Нужно в душ. Срочно в душ — ледяной, а потом на пробежку вокруг озера до изнеможения не меньше пары часов. И в ушах чтобы музыка — на полную громкость. Селин Дион, ZZ Top, Майкл Джексон, Nirvana — кто угодно. Кроме разве что Led Zeppelin — они уже чересчур.

Пробежки превращаются в утреннюю привычку, над которой вволю потешается Дин: “Сэмми, решил под старость лет стать атлетом?”

Как-то (кажется, это суббота) ближе к восьми у входа в бункер его ловит Кроули (какие, блин, “люди”!) с двумя дымящимися картонными стаканчиками с кофе и бумажным пакетом, из которого подозрительно тянет свежей выпечкой и карамелью. Сэм запинается о ступеньку.

— Серьезно?

— Лосяра! Доброе утро! А ты уже на пробежке? Что ж, одобряю. А что наш Бельчонок? До сих пор небось смотрит сны про фей и сказочных гейш? Еще тот будет засоня.

Сэм от этого “наш” до скрипа стискивает зубы и выдает улыбку-оскал из серии: “Не лезь, загрызу”. Она деревянная и ощутимо пахнет серой, металлом. Кроули хмыкает:

— Не с той ноги встал? Брось, я в гости забежал по-соседски. Видел, кстати, Бобби на днях.

Сэм обрубает бессмысленный треп:

— Мы с братом в отставке и не принимаем гостей.

— Да ладно? И что же, Дин в курсе?

--">