Михаил Иванович Казьмин - Пропавшая кузина

мастерство и опыт. В конце концов все у нас получилось, как оно и было задумано, поэтому после обеда я заявился в кабинет отца, где и предъявил боярину Левскому первые в этом мире несколько аршин^[2] колючей проволоки.

— Это что? — не сразу понял отец.

— Это то, из чего при помощи деревянных кольев можно быстро возвести загон для скота, — в бывшем моем мире именно для этого колючую проволоку и придумали, служить человечеству в другом качестве она стала намного позже. — А потом, если понадобится, столь же быстро его разобрать, перевезти на другое место и собрать заново. Еще из этого на войне можно сделать заграждение перед нашими позициями, через которое вражеская пехота будет пробираться с большим трудом, а конница не проберется вообще. И пока неприятель топчется на месте, в него можно стрелять из ружей и пушек, не промахнешься. Надо только придумать, как производить это проще, дешевле и быстрее. Я назвал ее колючей проволокой.

Отец у меня умный. С полминуты повертев в руках наше с Пахомом изделие, он вызвал своего поверенного и мы с ним общими усилиями составили отвечающую всем бюрократическим требованиям заявку на получение привилегии на изобретение. Следующим утром я лично подал ее в Палату новшеств и привилегий, затем открыл счет в банке и написал доверенность на имя отца. Посмотрим, что из этой прогрессорской затеи выйдет, хотя предвидение подсказывает, что рано или поздно толк будет.

…Вот, собственно, пока и все. Билет на поезд заранее куплен, вещи собраны и уложены, да и вещей тех всего-то один сундук, пусть и здоровенный, да один саквояж. Завтра еду в Мюнхен. Точнее, в Вену, а в Мюнхен уже оттуда, прямого поезда нет. Учебный год в университете начинается пятнадцатого сентября, так что и добраться, и обустроиться на новом месте успею.

Глава 1 На новом месте

Само по себе путешествие по железной дороге каких-то особо сильных впечатлений не оставило, кроме того, что в Бресте Литовском не меняли колеса — колея тут что у нас, что в Европе одного стандарта. Зато интересно было посмотреть на здешнюю заграницу. Польша поразила резким контрастом роскоши и нищеты, причем и то, и другое можно было наблюдать одновременно. Началось прямо с польской таможни, явившейся к нам в вагон в Тересполе. Если пан офицер щеголял новеньким мундиром, обильно расшитым серебром, шапкой с четвероугольным верхом и гигантским плюмажем из белых перьев, то состоявшие при нем два писаря подчеркивали роскошь его внешнего вида своими скромными серенькими куртками и шапками с опушкой из дешевой некрашеной овчинки. Да и всю работу по переписи паспортов пассажиров делали они, а пан офицер лишь поинтересовался, бывал ли я ранее в Польше, да под конец процедуры пожелал счастливого пути.

Такое же сочетание роскоши и бедности в одном, так сказать, флаконе являла собой Варшава, по крайней мере вокзал польской столицы. Шикарное снаружи и внутри здание самого вокзала, разряженная публика и тут же обслуга, одетая чуть ли не в обноски, за исключением, опять же, самих железнодорожников. В общем, Польша как-то не обрадовала. Совсем.

Через Пруссию поезд ехал недолго, остановившись всего на двух станциях, но чтобы заметить разницу между Польшей и Пруссией, хватило и того. Чистота, ухоженность и упорядоченность были заметны во всем — в ровных линейках деревьев, высаженных вдоль дороги, в расположении домов в придорожных деревнях, в идеальном состоянии переездов с обязательными полосатыми шлагбаумами и будками. Скучновато, да, тут ничего не скажешь, зато удобно и осмысленно. Прусский таможенник порадовал строгим мундиром без роскоши и вычурности, как и той аккуратностью, с которой переписывал паспорта. Но больше всего меня удивила станционная обслуга, одетая скромно, пожалуй, даже и бедно, но выглядевшая, в отличие от своих польских коллег, весьма опрятно. Ну да, знаменитый прусский порядок в наглядном представлении.

Что поезд идет уже по Австрии, понятно стало лишь из-за визита австрийского таможенника на станции Одерберг. Кроме расцветки мундира, никаких отличий от его прусского сотоварища я не заметил — такая же деловитая аккуратность, такая же некоторая суховатость в общении. Что же касается придорожных пейзажей и станций, отличались они от Пруссии разве только в каких-то мелочах, да и то не особо сильно. Народу, правда, подсаживалось в поезд много, ради такого случая нам прицепили еще пару --">