(Rosario D.Volor Cry) - Бытовые проблемы Комиссии (СИ)

========== Вас стучаться не учили, придурки!? (Элементы юмора, Воспоминания, Нецензурная лексика, Асфиксия, Секс в публичных местах) ==========

— Почему я должен всё для вас разжёвывать?!

Пятый и до возвращения в Комиссию любил на всех орать, но стоило ему занять пост Куратора, как частота недовольных и оскорбительных криков на различных идиотов повысилась десятикратно.

Агенты, менеджеры, метафизики, Совет Директоров — все они в зелёных ядовитых глазах были лишь шайкой безмозглых придурков, неспособных нормально выполнять свою работу. От него получал нагоняй каждый, кто хоть немного не справлялся с порученными обязанностями.

— Катитесь отсюда, болваны! — Скомандовал Пятый двум менеджерам, что решили обсудить с ним план подавления демонстрации студентов в Праге в 1989.

— Какой же он лютый, — еле слышно прошептала женщина в сером платье, подходя к двери, но тут же громко завизжала, когда открыла дверь и увидела Куратора, что успел переместиться из-за стола.

— Вас слишком хорошо слышно. Впредь, держите свой язык за зубами, Сьюзен.

— Да, мистер Пятый.

Прищурившись, парень проводил своих посетителей взглядом и вернулся за стол. Кипа бумаг, возвышавшаяся над ним, словно Пизанская башня, заставляла обреченно вздыхать. Но Работа есть работа. Пусть и слабо, но всё же его радовала мысль о том, что всё это нужно было просто подписать, а не до последней строчки изучать документы.

Да он долго шёл к этому. Потом и кровью, больше, конечно, второй жидкостью, но выбивал себе свободу. Иногда даже ловил себя на мысли, что зря ушёл тогда с Шепардом. Сколько же он страдал… Куча иголок по всему телу, долбанные провода, намотанные на пальцы, таблетки, которых с каждым днём становилось всё больше. Самым страшным было для него ловить себя на мысли, что он перестал ощущать боль, ведь это означало несколько исходов: он не выдержал и умер, сейчас заряд тока увеличат или же над ним будут ставить другой эксперимент. Чаще всего это был второй вариант — тело просто было одним сплошным больным куском плоти, следовательно, надо было бить по одному конкретному месту.

Спустя месяц опытов появились жуткие мысли и кровавые картины, мелькавшие каждую ночь в кошмарах. Его разрывало на части из-за них, оттого и голова начинала гудеть, стоило перед сном не выпить дополнительную дозу снотворного. Как простреливал кому-то голову, выдавливал глаза, проталкивал иглы в дёсна. А потом он понимал, что творил всё это с самим собой. И это приносило ему мерзкое наслаждение - видеть, как юная версия самого себя страдает.

Каждый раз такие сны, даже спустя годы, завершались его собственным надрывным криком и ледяным потом, стекавшем по спине. Его трясло, иногда даже забывал, как дышать. В панике касался собственного тела, проверяя, не торчит ли где-нибудь кусок стекла или проволоки, которыми он пробивал собственную плоть насквозь. Но сирень, витавшая рядом с ним каждую ночь, сладко дурманила и приятно успокаивала, как и мягкий шёпот девушки, ради которой он на всё это согласился. Он прижимался к ней всем телом, жмурясь, пока царапал сам себе кожу на руках, проверяя, не очередной ли это сон.

— Прости… это всё… — шептала Ингрид, гладя по тёмным волосам.

— Прекрати. Не из-за тебя, а ради нас, — вторил Пятый в сотый раз, утыкаясь в тёплое девичьи плечо.

— Но тебе же плохо, — она аккуратно целовала в висок и ждала, пока он успокоится.

— Я справлюсь, не переживай за меня так, — парень смотрел ей в глаза, как только паника и остатки кошмара покидали его голову. — Позволишь отвлечься от боли, мой свет? — Произносил прямо в девичьи губы перед тем, как поцеловать и, крепко обняв, повалить обратно на кровать.

Пусть ментально ему и было под семьдесят, крепкое молодое тело открывало ему многие двери… и не только двери. Чем, в общем-то, он с удовольствием пользовался, пусть и жжение в теле от экспериментов не хотело затихать. Оттого и придавал им сомнительные плюсы, которые были, пусть и частично, очень даже мирными. Одним из таких стало то, что он больше не смущал напарницу своими гольфами и синими шортами, что теперь на нём смотрелись как бельё. И то, что теперь она смотрела на него снизу вверх, пока ходила по их дому босиком или в чёрных тапочках — это было мило по его

--">