Братья Швальнеры - Тухачевский против зомби

– Послушай, – начала она. Ему всегда не нравился, его настораживал этот тон – в такой момент, когда по законам жанра положено молчать, он не обещал ничего хорошего. – Сколько мы еще так будем? Я каждый день только и выслушиваю от родителей, что упреки в твой адрес. Мне уже порядком надоело прятать глаза. Я защищаю тебя в их глазах, а что толку? Воз и ныне там. Ты, кажется, и правда ничего не планируешь менять в своей жизни.

– Почему? Планирую.

– И когда?

– …

– Понятно. Ладно, поехали, мне домой пора.

У подъезда она дежурно поцеловала его и, пообещав завтра так же приехать в институт, на полной скорости удалилась на другой конец города.

Перешагнув порог квартиры, она с удивлением для себя обнаружила родителей, буквально сияющих от счастья.

– Что такое? Почему не спим? – осторожно спросила она, взглянув на часы.

– Ты не спишь, значит, а нас укладываешь! Нет уж, взрослые так взрослые!

Войдя на кухню, Инга увидела на столе огромный букет цветов.

– Вот те раз! От кого это?

– От поклонника, – уклончиво и игриво ответила ее мать, Ольга Анатольевна.

– Батя! – с напускной строгостью, подбоченившись, спросила Инга у отца. – У твоей жены воздыхатели появляются, а ты сквозь пальцы смотришь? Где наш вечный ревнивец?

– Ревнивец на месте, только у моей жены воздыхателей нету. Ну кроме меня, разумеется. А вот у тебя…

– Что? – Инга пододвинула вазу с букетом ближе и с удивлением извлекла оттуда записку.

«Милой Инге в день нашего знакомства. Несмотря на прошедшее время, я помню все. С любовью и наилучшими воспоминаниями, Эдуард…»

Инга в отчаянии хлопнула себя ладонью по лбу. Это был бизнес-партнер ее отца, с которым она была знакома еще с детства. Несколько лет назад он сделал ей предложение руки и сердца, чем поверг в шок всех – начиная с ее родителей и заканчивая официантами в ресторане. Возрастной мужчина делает предложение юной девушке. Да не просто девушке, а дочери собственного партнера, которую едва ли не в колыбели качал! Тогда его предложение было единогласно отвергнуто и ею, и ее родителями. Что же случилось с ними теперь?

– У Эдика приступ старческого маразма?

Отец посерьезнел, не оценив ее шутки.

– Мы с ним ровесники. Я, по-твоему, тоже маразматик?

– Пап, я не то хотела сказать. Просто Эдик… он… не в моем вкусе и вообще. Вы же сами были против наших с ним отношений.

– Были, – включилась в разговор мама. – До тех пор, пока ты нас не огорошила своим давешним избранником…

– Опять…

– Снова! На этот раз все, мы не для того тебя с твоим отцом растили столько лет, чтобы ты остаток жизни провела на помойке в Марьиной роще!

– Ну что ты заладила? Какая помойка?

– Самая обыкновенная, с мусором вместо людей и пустыми бутылками в качестве перспективы завтрашнего дня, – снова включился отец. – В общем так, предложение Эдика заслуживает внимания…

– Ну и рассматривайте его сами!

– Не спеши, дослушай сначала! Или ты встретишься с ним, и вы хотя бы обсудите совместные взгляды на будущее…

– Совместное конечно…

– Еще не знаю.

– Или?

– Или скатертью дорога. Хоть в Марьину рощу, хоть куда там еще.

Вопрос был поставлен ребром. Инге с трудом удалось отложить решение вопроса до утра – мол, утра вечера мудренее и тому подобное. Но отсрочка ей явно нужна была только для одного – отыскать наиболее подходящие слова, чтобы сказать их Никите. Ибо решение было уже принято – уходить в неизвестность, причем куда менее материально обеспеченную, чем ее сегодняшний день, она не собиралась…

Никита же пришел домой, слегка перекусил и хотел было поработать над дипломом, но сон предательски валил его с ног – недавние физические нагрузки давали о себе знать. Засыпая, он думал только о том, почему, если Тухачевский, во время подавления Тамбовского восстания травил крестьян газом, не было найдено ни одного отравленного тела в дальнейшем, при разборе завалов?..

Весь следующий день прошел примерно по такому же сценарию с той лишь разницей, что Инга писала ему все реже и реже. Никиту это немного волновало, но не настолько, чтобы бросить все и сосредоточиться вокруг этого события – институтская жизнь кипела, била ключом и исключала из себя все посторонние подводные течения, кроме научных.