Михаил Николаевич Кисличкин - Кнут и пряник

мистический канал в частности не всегда врут. После тьмы и небытия, когда не было ничего, началось что-то… Белое сияние и светлый тоннель, во всяком случае, действительно были в наличии. Их Илья, или возможно какая-то часть Ильи, тут точно не скажешь, миновал довольно быстро, не успев толком понять что происходит. Верное определение здесь – затянуло и втащило, как в водоворот. Зато потом появилась некоторая определенность.

Илья оказался в неком белом пространстве, без четко выраженных границ, вроде стен, пола или потолка. Ощущал он себя странно – как во сне, когда тело вроде бы воспринимается и даже видимо, но свободно в движении во всех направлениях, включая верх и низ, и не требуется никаких ощущаемых усилий для действия. Но это был не сон. Бывают такие сны, когда ты просто летишь по воле воображаемых событий, наблюдая причудливо меняющийся калейдоскоп картинок. Бывают сны контролируемые, когда ты точно знаешь что это сон и даже влияешь своей осознанной волей на происходящее в нем. Это не было не тем ни другим. Это была реальность, которую со сном никак не перепутать. Просто это была другая реальность.

– Привет. Вот и встретились – Словно из ниоткуда перед Ильей оказался молодой паренек. Именно оказался, а не появился, потому что момента его появления Илья не заметил, и даже не смог бы сказать, было ли оно, или же парень находился здесь и раньше.

– Я сплю? – спросил его Илья, уже прекрасно зная ответ.

– Нет. Ты сам это знаешь, – пожал плечами паренек.

– Знаю. – Согласился с собеседником Илья. – Кто ты? И где я?

– Твой ангел хранитель, конечно. Мы там, где должно быть принято Решение. Я должен исполнить свой последний долг.

– Я умер?

– Формально нет. – Ответил паренек, немного помолчав. Только сейчас Илья заметил, что он был почти копией его самого, только одетым не в штаны и ветровку, а в некое просторное идеально белое одеяние, от которого вроде бы исходило легкое сияние. И еще – это был как бы лучший Илья. Похудевший, спортивный, с ухоженной кожей, с чистыми и ясными глазами, с правильными чертами лица. Наверное, таким мог бы быть Илья. Если бы больше занимался спортом и меньше сидел за компьютером, пил меньше пива, не ел почти каждый день майонез с гадкими магазинными пельменями, и вообще следил бы за собой.

– Тебя прямо сейчас реаниматолог пытается вытащить. Сердце у тебя с минуту назад на операционном столе остановилось, такая вот беда, – продолжил паренек. – Только это сейчас не важно. У нас с тобой другие проблемы.

– Какие? – тихо произнёс обалдевший от таких новостей Илья.

– Тебя сейчас будут судить. Мой долг защищать тебя до конца, пока не будет вынесено Решение. И я нам не завидую. Видишь ли… жизнь ты прожил не очень правильную. Это если мягко сказать.

– Подожди, – перебил ангела Илья. – А как же эти, как их там, похождения души? Все эти… три дня, сорок дней и всякое такое с душой. Я слышал, что все не так просто и быстро.

– Мытарства у каждого свои, – утвердительно кивнул парень. – Индивидуальные. А со временем здесь все обстоит относительно. Не о том думаешь. Соберись, сейчас нам отвечать.

– Кому?

– Им. Тем, кто пришел взять от тебя свое. – Ангел указал пальцем вперед, и Илья увидел их. Две угольно черные тени, два человеческих силуэта, словно вырезанные ножницами арбатского художника из листа эталонной тьмы, появились впереди и быстро двинулись к Илье с его защитником, на глазах обретая объем по мере приближения. Причем ростом они были раза в полтора выше Ильи и выглядели гораздо основательнее ангела по габаритам. А так – не было в них ничего такого особенного. Ни рогов, ни копыт. Ну черные, ну высокие… и да, черты лица у них неразборчивы совершенно, хотя никаких скрывающих лица капюшонов не было. Такой вот фокус. На первый взгляд – ничего страшного, на карикатурных или киношных чертей совершенно не похожи.

Только вот Илье стало страшно. Нет, не то слово. Точнее сказать, он испытал настоящий ужас. Не от вида черных фигур, не от собственных догадок. Просто от того ощущения, что исходило от визитеров. Разум тут был не при чем, ему было нечего сказать по существу, он с этим еще не сталкивался. Но их знало сердце и чувства. Ощущение исходящего от фигур воплощенного, персонифицированного зла было по-настоящему ужасным, оно парализовало волю, как у кролика перед удавом, куда там милому и безобидному "оку саурона" в киношном Мордоре.

– Очередной кусок мяса для --">