Ирина Домнина - Из двух миров (СИ)

  Люблю коричневую пыль

   Люблю коричневую пыль. Осень перемалывает в неё всё без разбора: и плодородную землю, и песок. Покрывает мягкой взвесью дома, дороги, последние горькие листья в садах цирий. Ушла моя долина под бурую муку полностью, до весны. Угрюмая, как море перед штормом, говорят старики. Не знаю, я живого моря не видела, не застала.

   Осенью в деревне нет работы, и можно послушать бабушкины сказки. Занятно бабуля про море рассказывает, про перламутровых огромных бабочек, его хранителей. Говорит, что когда-то давным-давно, не в пример нынешним временам, селяне не один раз в пять лет, а ежегодно выбирали лучшего юношу или девушку для перерождения. И пещеры Градова были усеяны огонь-камнями под самые своды. И с горцами, их добывающими, мы дружили, и жили они на склонах гор, а не в недрах, и девок из долин не похищали. А, главное, избранные из селян могли перерождаться в пламени огонь-камней, в пещерах Градова не только в железных черепах, как теперь, но и во многих других бронированных великанов. А особенные девушки - в морских перламутровых бабочек. И даже жива ещё в бабулиных байках более древняя легенда о том, что в трудные времена наши предки умели перерождаться не в одном, а в двух мирах, на родной планете и планете сестре, получая двойную силу. Но это точно сказки...

   И сегодня нам с Гаем не до посиделок, мы идём в Градов. Время коричневой пыли - время путешествий. И никто из старших не остановит, не скажет, что не доросла, ведь всем селом выбирали, решили, что именно я достойна пройти испытание перерождением.

   Эх, только дойти бы до Градова. Потому с Гаем и спешим, что горцы совсем озверели. Как перерождаться разучились, не просто жадными купцами стали, а ещё и разбойниками. Завёлся у них свой миф - дескать если в жёны селянку из цириевой долины взять, то от такого брака может родится дитё, для перерождения годное. С тех пор явно в наше село сунуться не смеют, а вот подленько, в дальних садах, да по пути в Градов девчонок крадут.

   Ну ничего, мы с братом умные, за несколько дней раньше известного срока выходим и опасный отрезок пути днём пройдём в самый зной. Всем известно, горцы дневного пекла боятся.

   Паки решили не брать. Прилежно натасканный пёс, конечно, хорошая охрана, но в Градов с собаками не пускают.

   Гай нарочито сурово хмурится, осматривая мою поклажу. Брату восемнадцать, он на три года старше, за кем главенство в походе даже не обсуждается.

   - Латка, стрики возьми! Ждёшь, когда бабушка подаст?

   Я вприпрыжку помчалась за стриками. И так их не забыла бы. Они лежат в моей комнате рядом с маленьким свёртком, который Гаю ни к чему видеть. Мы целебный порошок с бабулей тайком готовили, не верит брат силу осенних листьев цирий. Схватила стрики, драгоценное снадобье спрятала за пазуху, не затормаживая, пролетела мимо кухни, где бабуля пыхтит и тихонько под нос себе ворчит, пытаясь в самый маленький из дорожных мешков впихнуть для нас побольше съестного. А я уже вновь перед Гаем. Молча вкладываю стрики в боковой карман своего новенького мешка из лыка цирий. Заискивающе, почти раболепно, смотрю на брата, хитрость срабатывает, и он сдается:

   - Ладно, нетерпёха, пошли с бабушкой прощаться.

   Бабуля не плачет. Она у нас вообще большая умница. И жалко её оставлять, а надо уходить. Что-то в центре груди сжимается комочком, но слова так и умирают, не родившись. Не могу сказать, что вернусь, ведь сама же не знаю. И Гай тоже молчит. В едином порыве мы кидаемся обнять нашу бесценную старушку. Я утыкаюсь носом в худое плечо, в широкую, грубую лямку фартука, пахнущую постным маслом и лепешками. Брат низко склоняет кудлатую черную голову, но всё равно нависает над нами как жердь.

   Вдруг всё смазывается перед глазами, меня несёт куда-то...

  ***

   - Ленка, проснись, Лена!

   Покачивает и тошнит. Упираюсь боком в шершавые обои на стене и совсем просыпаюсь.

   - Хорошо, мамка ключ научилась надёжно прятать. Опять ты в закрытую дверь ломилась, лунатичка!

--">