Екатерина Годвер (Ink Visitor) - Город

Екатерина Годвер Город

Глава 1

Мой город мне приснился.

Людям время от времени снятся странные сны, и в этом нет ничего необычного. На первый взгляд, ничего необычного не было и в городе. Ничего такого, что делало бы его моим.

История, которую я собираюсь рассказать, тоже будет вполне обычной — но только для тех, кто привык сомневаться в мире вокруг и в себе самом…

Впрочем, не буду забегать вперед.

Итак: однажды мне приснился город; Город-У-Океана. Почему-то во сне мне хотелось называть его Токио, хотя в нем не было ни расцвеченных неоновой рекламой небоскребов, ни многоуровневых автобанов, ни смуглокожих низкорослых хозяев, слишком занятых, чтобы уделять гостям много внимания. Мой Токио был зеленым и малоэтажным. Он охватывал кусочек океана, как ненасытная простейшая клетка — частицу пищи. Сейчас, когда пишу, в памяти всплывает подзабытое слово «фагоцитоз»; но тогда, в первом моем сне, ничего подобного не было. Был только город и его тенистые, с магазинами и летними кафе, улицы, лучами разбегавшиеся во все стороны от бухты. Другие охватывали ее в полукольцо — и по одной из таких, пройдя мимо доков и серо-безликих складов грузового порта я вышла к маленькому, почти безлюдному пляжу.

Помню небольшой навес, похожий на старую автобусную остановку; на присыпанном песком дощатом настиле под ним в ряд стояла обувь, шесть или семь пар: кроссовки, кеды, лакированные ботинки, шлепанцы. Эти шлепанцы — когда-то черные, но теперь выцветшие до грязно-серого, забрызганные сверху чем-то липким и растоптанные, будто их хозяин изо дня в день, в жару и в дождь десять лет продавал в них на базаре апельсины — мне запомнились.

По кромке прибоя, закатав брюки до колен, прогуливался спиной ко мне молодой мужчина в белоснежной рубашке; его коротко остриженный затылок и прямые плечи выражали притязательность и строгость. Мне отчего-то живо представилось, как он возвращается к навесу — и одевает вместо дорогих ботинок растоптанные шлепанцы. Сделалось смешно. Но мужчина ушел дальше и вскоре скрылся за вытащенным на берег катером.

Не разуваясь, я подошла к океану и ступила в прибой. Вода на ощупь оказалась очень теплой. Высокие, по пояс, волны размерено накатывались на берег. У них не было пенных гребней, не слышалось того шума, с которым обычно разбивается волна, и все они казались совершенно одинаковыми. Я впервые подумала тогда, что этот странный прибой похож на чье-то дыхание…

Намокшая одежда облепляла кожу. Касание, однако, не было неприятным. Я опустилась на корточки, готовая поплыть, но тут кто-то сзади окликнул меня по имени.

Я обернулась — и проснулась дома.

* * *

В следующий раз я оказалась в Городе через несколько дней. Я узнала — вспомнила — его не сразу, но когда узнала — обрадовалась: мне нравилась большая вода. Пусть даже и во сне.

За время моего отсутствия Город стал будто бы ярче, объемней: из открытых дверей кафе пахло рыбой или выпечкой, большие зеленые ягоды, в изобилии падавшие с деревьев на тротуар, громко лопались под подошвами моих кроссовок. Иногда я замечала людей: они сидели за столиками или шли мне навстречу, о чем-то переговариваясь на неизвестном языке… Их было немного — на порядок меньше, чем можно было бы ожидать в курортном городке в предзакатный час, и меньше, чем в прошлый раз.

Я дошла до края уже знакомого пляжа. Под навесом все так же стояла обувь; та же самая обувь, как поняла я спустя мгновение: в ряду после примечательных шлепанец прибавилось еще две пары женских туфель. Я взглянула на океан, ожидая увидеть купающимися их обладательниц — и впервые за время в городе почувствовала тревогу: в воде никого не оказалось. И на пляже было почти пусто: только давешний франт в белой рубашке все так-же прохаживался вдоль берега, устроилась на шезлонгах пара семей с детьми, да возился у катера старик в темных очках и линялой гавайке.

— Ну, дела, — пробормотала я, ни к кому не обращаясь. Медленно, преодолевая внутреннюю дрожь, подошла к воде. Океан размеренно дышал; иссиня-зеленые волны накатывались на берег. Там, далеко в бухте, на непроглядной глубине, кто-то есть, подумала — почувствовала? — я. Тревожно-щекочущее любопытство гнало меня вперед, и все же я не решалась сделать следующий шаг.

— Кто? — требовательно спросили меня откуда-то сзади; но звучный баритон мог принадлежать только мужчине-франту. — Ты знаешь. --">