Евгения Лифантьева - Танцующий бог

Звенела небесная струна — та, что поет о тревоге. Звенела, подстегивая зверя, заставляя мчаться так, как мог только он — Царь Гор, древний зверь цвета осеннего леса, грозный владыка, для которого все живое делилось на достойную добычу и то, что не стоит внимания.

Не было соперников у Тигра. Не было ни друзей, ни врагов. Лишь молодые самки в весеннюю пору заставляли Царя смириться со своим присутствие. В месяц любовного безумия забывал Тигр и о голоде, и о жажде, дни напролет проводя в поисках той, что станет матерью его детей. Жадно принюхивался к воздушным потокам, ловил манящие запахи. Но осыпались нарциссы, вяли клематисы, и забывал Царь о той, что была с ним. В укромных пещерах на границе владений Древнего зверя появлялись на свет юные тигры. Рождались, вырастали и уходили как можно дальше от мест, где царствовал их отец, ибо не было у них надежды однажды победить в схватке Вечного.

И все же небесный зов был сильнее, чем весеннее желание. Тигр бежал, и в душе его все громче звучали почти забытые мелодии. Там грохотали барабаны, и пели двуногие… И Зверь пел вместе с ними, повторяя древние слова смутно знакомого языка.

Увидев каменные стены монастыря, Тигр на миг остановился и огласил долину громовым ревом, почти не уступавшим по мощи звукам трепетавших в небе струн. Распахнулись бронзовые ворота, и Зверь, с трудом преодолев отвращение к человеческому жилью, полному запахов дыма и старой кожи, и еще каких-то, незнакомых, но едучих, раздражавших чуткие ноздри, медленно вошел во двор. Упали на колени, склонившись перед Царем, привратники.

Не обращая ни на кого внимания, Зверь прошествовал к входу в молельню. Круглый зал с узорчатым сводом и статуей танцующего бога у дальней стены казался ему единственно правильным местом в том маленьком человеческом муравейнике, которым виделся ему монастырь. Здесь, в молельне, Тигра ожидал высокий монах со снежно-белыми волосами и темным, словно еловая кора, лицом.

— Вспомни, брат! — воскликнул монах. — Пашу, брат мой! Вспомни и вернись!

Зверю показалось, что он с разбегу наткнулся на каменную стену, умудрившись не увидеть ее в темноте. Упал на брюхо, он забился в судорогах — и вот уже на полу молельни лежит старик, такой же древний, как и позвавший его монах. У обоих одинаково широкоскулые лица и узкие желтые глаза, одинаково сухие и мощные тела опытных воинов. Лишь одна разница: волосы гостя тронуты сединой, но не побелели еще сплошь, мерцают огненными всполохами в свете бронзовых ламп.

Монах набросил на скрюченное тело теплый халат, взял с жаровни металлический кувшин, плеснул из него в деревянную чашу, поднес к губам рыжеволосого:

— Выпей это!

Тот отхлебнул из чаши, поднялся, сделал несколько неуверенных шагов:

— Зачем звал?

Давно забытые человеческие слова тяжело довались оборотню.

— Оденься и пойдем, — ответил монах. — Многое случилось, пока ты радовался жизни. И многое еще случится.

В маленькой келье их ждал накрытый стол: мясо — для гостя, травяной отвар, смешанный с молоком и маслом — для хозяина.

— Говори же, Ярри, — попросил человек-тигр, когда они поели.

— Я давно не звал тебя, брат, — голос человека звучал тихо, так тихо, как позволяют говорить себе те, чья власть — абсолютна. — Я давно не звал тебя, ибо у тебя — свой путь, а у меня — свой.

— Ты сделал свой выбор, — согласился гость.

— Да. И не жалею. Люди достойны того, чтобы иметь право на знание. К тому же среди младшего народа есть немало тех, в ком течет древняя кровь, ведь наши племена жили рядом не один век.

— Ну и что? Люди по-прежнему молятся своим богам.

— Людям нужна вера до тех пор, пока они ни потянутся к знанию.

— И что же ты хочешь теперь?

— Мне нужно спрятать несколько вещей. Сюда идут другие люди. Ты таких еще не видел. Они не почитают младших богов, но называют себя рабами Единственного.

— Зачем Единственному рабы?

— Не знаю. Но им так нравится, это позволяет им вести себя как рабы. Больше всего на свете они любят золото…

— Ты хочешь спрятать золото?

— Для тех, чье время пришло, — всего лишь золото. Для тех, кто умеет видеть, — средоточие знания.

— Я понял, — кивнул человек-тигр. — Но почему ты отдаешь это сокровище мне? Я давно забыл человеческие беды и об этой забуду.