Антон Моисеевич Фарб - Изнанка миров

Антон Фарб Изнанка миров

Нифльхейм

В Нифльхейме шел снег. Крупные лохматые снежинки кружились в морозном воздухе, медленно опускаясь на город и покрывая пушистым ковром узкие улочки и островерхие черепичные крыши. Город спал. В домах не горели окна, на широких мостовых и в извилистых переулках не было никакого движения, и даже тоненькие столбики дыма из печных труб казались нарисованными на ночном небе. Единственным, что оживляло эту картину, были крупные хлопья снега…

Я встряхнул тяжелый стеклянный шар, утопив миниатюрный Нифльхейм в снежном буране, и поставил его обратно на полку между Асгардом и Муспельхеймом, навсегда заключенными в плен из горного хрусталя. Когда видишь такое, поневоле задумываешься: а что, если и те миры, что мы привыкли считать настоящими, тоже стоят на полке в какой-нибудь сувенирной лавке?..

В эту маленькую и жарко протопленную лавочку я зашел просто так, из любви к неожиданным поступкам: очень уж тепло и уютно светилась ее витрина в вечернем полумраке зимних улиц. Я не собирался ничего покупать — мне надо было как-то убить полчаса до встречи с Сунильд, и я, чтобы не торчать на морозе, рассеяно бродил вдоль полок, разглядывая игрушечных мастодонтов, маленьких викингов, нэцке из моржовой кости, обтянутые кожей плоские фляги, пресс-папье и прочие бесполезные штуковины, которые должны были бы напоминать заезжему туристу о славном и сонном городе Нифльхейм.

Сегодня был мой последний день в этом мире, и, как всегда в такие дни, мной овладело то странное настроение, которое не было ни тоской расставания, ни предвкушением путешествия, а чем-то средним, грустным и радостным одновременно, и еще чуточку суетливым — все время хотелось проверить карманы, не забыл ли я чего… Такое настроение можно было бы назвать чемоданным, но чемоданов-то у меня и не было: я всегда путешествую налегке.

Вот и сейчас все мои пожитки умещались в карманах новой кожаной куртки. Бумажник, записная книжка, авторучка, складной нож, зажигалка и паспорт. Все. В бумажнике было полторы сотни крон и кредитная карточка сеннаарского банка, а в паспорте — виза в Сеннаар. Не хватало только билета на экспресс, и именно ради него я и шел на встречу с Сунильд.

Я поддернул рукав куртки и поглядел на часы. У меня было еще пятнадцать минут, и спертый воздух лавки мне уже надоел. Колокольчики над дверью прощально звякнули мне вслед.

В Нифльхейме шел снег. Он шел уже месяц, и собирался идти еще долго, погребая под высокими синеватыми сугробами мостовые и первые этажи домов. Скоро город станет приземистым, будто бы придавленным серым зимним небом, и крыши исчезнут под массивными снежными шапками, и жители перестанут ездить на санях и начнут рыть туннели сквозь снег. А потом начнутся метели, бураны и суровые морозы, город впадет в зимнюю спячку, и все это продлится целых восемь месяцев.

Радовало только одно: меня здесь уже не будет. Я поднял воротник куртки, натянул перчатки и зашагал по заснеженной улочке по направлению к Ульгу.

Морозный воздух пощипывал щеки, и ресницы моментально заиндевели от дыхания, которое превращалось в иней раньше, чем успевало стать паром. И ведь по местным меркам, это был даже еще не мороз — так, первые заморозки…

Был ранний вечер, но на улицах не было ни души. Под ногами похрупывал снег, тихо шипели газовые фонари, и высоко в фиолетовом небе висели две луны: кроваво-красный Хугин и зеленоватый Мунин. Я вспомнил, что по местным повериям ночь двойного полнолуния считается колдовской: в такую ночь на улицы выходят маньяки, а еще на такие ночи приходится пик самоубийств. Последнее, впрочем, более характерно для середины и конца зимы, когда беспросветная тоска становится невыносимой даже для местных… Я бы никогда не смог здесь жить.

Мы условились встретиться с Сунильд на горбатом мосту через Ульг. Я пришел первым; подойдя к парапету, я окинул взглядом замерзшую реку. Толстый слой льда с лиловыми прожилками был похож на мраморную плиту. Возле гранитной набережной ледяные тиски сковали засыпанную снегом баржу с углем. Над рекой было даже холодней, чем на улицах — здесь гулял резкий порывистый ветер, и от промерзшего Ульга тянуло вековечным холодом. Вдалеке, над излучиной реки, высилась обледенелая громада Чертога.

Я стащил перчатку, сгреб с парапета горсть колючего снега, подождал, пока он не станет мокрым и липким в моей ладони, --">