Дарья Иоаннидис (clove_smoke) , (Shinoda Brooks) - Цепи для героя (СИ)

========== 1. Дело о белых мотыльках: Пролог ==========

«Каждый может родиться Измененным, но не каждый может им стать»

Книга об Измененных. Запретная техника.

В мире, в котором небо посерело от пороха, в мире, который знал одни лишь войны, наступило утро. Ничем не примечательное. Новое утро всегда пахнет по-особенному. Сонным дыханием, спешкой, приготовлением пищи, осадком в курильнице для благовоний.

На взлетной полосе взорвался дирижабль. Никто не пострадал. Но Вэй Усянь проснулся с колотящимся, готовым выпрыгнуть сердцем.

Ему снился дирижабль и волны огня. Он сам был этим дирижаблем и он же был тем, кто его поджег.

Вэй Усянь поднял ладонь перед лицом, развел пальцы, свел. Под пальцами снова затесались крупицы пепла.

Когда-то, еще в детстве, ему сказали, что он родился под двойной проклятой звездой, и вторая половина его звезды найдет его. Его найдет его двойник. А может, этот загадочный «двойник» жив в нем и сейчас, всегда жил, только тихо спит.

Кто-то тихо, но настойчиво постучал в комнату.

— Открыто, — лениво проговорил Вэй Усянь, — Я знаю, что это ты. Так что, входи.

Дверь распахнулась, и внутрь зашел Лань Ванцзи, уже полностью одетый, свежий и чистенький — белым бело, до оторопи. Волосок к волоску на высокой прическе.

Лань Ванцзи сделал шаг вперед и кинул что-то Вэй Усяню на кровать. Вэй Усянь приподнялся на локтях: аккуратная стопка одежды мягко приземлилась ему в ноги.

Вэй Усянь со стоном выкарабкался из-под одеяла. Взял со стопки лежащую сверху куртку ципао и развернул ее перед собой, задумчиво подергал за рукава.

Лань Ванцзи все также стоял у входа, сложив руки. Вэй Усянь поднял на него взгляд и улыбнулся:

— Все также будешь стоять и смотреть?

Лань Ванцзи шмыгнул за дверь и захлопнул ее за собой. Вэй Усянь вздохнул. Сон не шел у него из головы. Небо провоняло порохом, небо провоняло пеплом.

Вэй Усянь смял недавно выглаженную куртку в комок и отбросил в угол. Вэй Усянь откинулся на спину и снова поднял перед собой ладонь. Рукав белой нижней рубашки задрался и явил чернильные пятна, похожие на старые шрамы, опоясывающие запястье, и идущие ниже, вплоть до плеча. На другой руке была та же самая метка, несмываемая.

Прошло много лет с того дня. Прошло много лет, но пожары не оставляют Вэй Усяня ни днем, ни во снах.

Он запятнан.

И он скован.

Вэй Усянь с остервенением укусил себя за запястье, сжал зубы до того, что осталась вереница красноватых отметин, отпустил. Опустил руку на грудь и накрыл ее другой рукой.

Когда ты не придумываешь себе лишнего, то и не больно. Когда ты смиряешься с тем, что случилось, то и можешь вести обычную жизнь изо дня в день.

Лань Ванцзи ходит с похожей меткой, но никогда ничего не говорит. По его взгляду нельзя ничего понять: ни капли осуждения. Ему тоже больно, но… Он более стойкий. А Вэй Усянь смотрит на пострадавших из-за него людей каждый день.

И он все еще не понимает, как у него хватает сил переходить из утра в ночь, из ночи в утро. Огонь внутри него временно потух, но не ушел до конца.

Иногда Вэй Усянь боится. Боится, что его сны были правдой. Что предсказание о двойной звезде сбудется. Она спустится в мир и уничтожит все, к чему прикоснется.

Иногда Вэй Усянь не понимает, почему он вообще еще жив, почему его держат, и не дают умереть.

— Дирижабль с кофе взорвался, — сказал Цзян Чэн, кидая листы бумаги перед Вэй Усянем.

Лань Сичэнь сидел рядом и что-то печатал на телексе, отправляя короткие сообщения.

Бордовые шторы были раздвинуты, и холодное, мрачное помещение, заставленное столами, книгами и свертками на них, аппаратами, шкафами, грязными пиалами с окурками и бесчисленными расписными чайниками, лишь слегка осветилось. Лань Ванцзи прошел мимо, оставив за собой неуловимую ноту сандала в воздухе, и зажег несколько ламп.

— Не помогло, — сказал Вэй Усянь, задумчиво глядя на Лань Ванцзи.

— Нечего сидеть в темноте, — проговорил тот.

Цзян Чэн постучал костяшками пальцев по столу, напоминая о себе.

Вэй Усянь перевел на него не особо заинтересованный взгляд.