Максим Андреевич Далин - Котёнок

декорация к гениальной пьесе. Кресты почти не виднелись за деревьями; ветер еле слышно шелестел в кронах. Тяжелое, как средневековая тюрьма, здание больницы бессонно светило окнами.

За одним из этих светящихся желтых квадратов только что отошел Грушко Савелий Иванович, одинокий пенсионер, сбитый на пешеходном переходе каким-то, так и не установленным, лихачом. Из-за тяжелой черепно-мозговой травмы он не мог говорить по существу, только бредил, личность установили по пенсионному удостоверению в кармане пиджака, а родных у Грушко не обнаружилось — сын давно погиб в Афганистане, жена умерла от инфаркта два месяца назад. Посему тело попросту отвезли в морг, чтобы приготовить к скромнейшим похоронам за казенный счет.

Зоя пошла прочь.

Его квартира, разумеется, не станет пустовать долго. У Савелия Ивановича нет наследников, его жилье продадут кому-нибудь из состоятельных сограждан — и новый владелец выкинет вместе со стариковским хламом и трупик котенка. Если Зоя — вампир, которому по определению не должно бы быть дела до несчастных живых существ, не являющихся людьми — не решит, что, против Кодекса и безжалостных законов Равновесия, этот котенок должен уцелеть.

Маленькая жизнь животного и последняя воля человека стоят того, чтобы вмешаться в Предопределенность.

На двери подъезда не оказалось кодового замка.

Пятиэтажная «хрущевка», заросшая тополями, рябинами и кустарником, показалась Зое домиком в лесу. С первого взгляда на этот дом, старый, ветхий, настолько неудобный, насколько только может быть неудобным городское жилье, было ясно, что покупатели этой квартиры не станут загодя занимать очередь. Состоятельным людям тут не понравится.

Месяц-два-три. Медленно умирающий котенок.

Зоя вошла в подъезд, довольно чистый, но со стенами, сплошь исписанными маркером. Целые картины, изображающие чертей, пьющих пиво из бутылок, раскоряченных девиц и могильные кресты, перемежались прочувствованными монологами о стерве-Светке, которая отказывается разнообразить личную жизнь своего кавалера. Этот приют настенных художников и поэтов освещала одна тусклая лампочка на два этажа.

И за дверью квартиры мяукал котенок.

Зоя услышала его, как всегда слышала Зов отчаявшихся — котенок мяукал долго, он уже осип и изнемог от призывов на помощь, но все никак не мог поверить, что люди бросили его в одиночестве на произвол судьбы. Этот тихий сиплый писк, заглушаемый даже картонными стенами старого дешевого жилья, показался Зое безнадежным детским плачем.

Она вошла сквозь опечатанную дверь.

Котенок сидел на полу в коридоре. Это был очень обычный, серый, полосатый котенок, не открыточный, не из тех, кто похож на дорогие плюшевые игрушки — классический уличный барсик, потомственный мышебой, отважный городской бродяга. Не совсем уже крохотный — в той поре, когда из шариков мягкого пуха, напоминающих вязаные варежки, котята превращаются в грациозных и самоуверенных существ на тонких длинных ножках. Он очень исхудал, шерстка потускнела, на мордочке остались только громадные опаловые глаза — и эти глаза испытывающе уставились на Зою.

Он все понимал, этот котенок, как и его хозяин. Он уже не питал иллюзий. И он не боялся.

Зоя вошла в крохотную кухоньку. Котенок посеменил за ней.

В квартире висел запах застоявшейся старости, лекарств, лаванды — и котенка, за которым некому было убрать. Привычную серую нищету кухоньки, с древним холодильником, ворчащем и подрагивающем в углу, с ветхой мебелью еще советского образца, хозяева — хозяйка, очевидно — попытались скрасить громадным глянцевым плакатом-календарем, на котором сияла радуга над водопадом. Фэн-шуй… впрочем, вряд ли тут надеялись, что с текущей водой приплывет богатство, здоровье или удача.

Просто хотелось смотреть на что-то яркое. Как детям хочется смотреть на яркое.

Зоя заглянула в холодильник. Как она и ожидала, там почти ничего не было: сиротский пакетик с дешевыми пельменями, кусок сыра, коробка скисшего молока — но на отдельной полке несколько фирменных целлофановых упаковок с паштетом для котят.

Зоя вынула одну такую упаковку. Котенок посмотрел на нее — и тихонько замурлыкал.

Потом он ел из стертого блюдца, которое Зоя сняла с сушилки для посуды. Он был давно голоден, но ел не торопясь, с врожденной кошачьей элегантностью и чувством собственного достоинства. Он тихонько урчал, будто внутри его крохотного --">