Игорь Алексеевич Гергенрёдер - Атлантида звалась Кишинёвом (СИ)

воображении. Сидел я в комнате боком к окну, выходившему на упомянутую узкую поросшую травой дорожку, мимо окна тянулась проволока с подвязанными кустиками огурцов, они соблазнительно зеленели, день ото дня укрупняясь.

Хозяйка Мария Григорьевна, страдавшая острым полиартритом, лежала на тахте и читала взятый в библиотеке роман Арчибальда Кронина «Замок Броуди». До пенсии она была сестрой-хозяйкой в республиканской больнице. Молдаванка, Мария Григорьевна носила фамилию Степанова. Я узнал, что русские фамилии у стопроцентных молдаван — не редкость. Мария Григорьевна рассказала мне, что её старший брат был молдавским поэтом, в конце 1930-х годов вышла его книга стихов на родном языке «Toamna» / «Осень». После этого зимой поэт сшил из простыней маскхалат, перебрался через замёрзший Днестр — ушёл в Румынию. Что с ним стало, Мария Григорьевна не узнала, хотя во время войны побывала в Румынии. Мне очень жаль, что я помню только фамилию поэта — Степанов. Но как бы то ни было, тень поэзии осенила саклю.

Мои стихи тогда ещё не печатали, как и прозу. Газетные публикации не в счёт. К тому времени, окончив Казанский университет по специальности журналистика, я поработал в городской и областной газетах. И вот со Средней Волги, из Новокуйбышевска Куйбышевской (позднее Самарской) области, я приехал через Москву в Кишинёв, в котором никогда не бывал и не знал никого. Меня потянули пушкинские места на благословенном юге, где, как мне мечталось, улыбнётся успех.

Я нашёл и теперь уже увидел въявь Дом-музей А. С. Пушкина в Кишинёве — по улице Антоновской, 19. Рядом с домиком росли такие же шелковицы, как и на краю дворика позади моей сакли.

Потом я зашёл в Дом печати, встал на учёт в Союзе журналистов и отправился по редакциям. Представившись сотрудникам газеты «Советская Молдавия», я стал по заданию писать об отличившихся людях труда, но этим я занимался и раньше, теперь мне требовалась литературная среда. Сероватый с моросью день блеснул удачей — мне повезло познакомиться в редакции русско-молдавской газеты «Юный ленинец» с Саулом Наумовичем Ицковичем, русским и молдавским писателем, поэтом, журналистом и краеведом. Он был внушителен, симпатичен и живописен в затемнённых очках, с шевелюрой и бородой, с манерами и речью истого интеллигента.

- Вам предстоит узнать, в какие места вы приехали, — сказал он мне. — Археологи раскопали руины, нашли твёрдый стекловидный кусок. В него за несколько веков превратилось вино, его удалось растворить, и оно, вообразите, опьяняло.

Он рассказал мне о скальных монастырях над рекой Реут близ города Оргеев, о древних остатках крепости. Потом в библиотеке я прочитал книгу Саула Ицковича о том, что произошло в месте, где тоже сохранились укрепления. В конце XVIII века там была крепость Усть-Лабинская, ставшая одноимённой станицей. В 1942 году пришедшие сюда немцы расстреливали евреев, еврейский мальчик Муся Пинкензон бросил убийцам вызов, заиграв на скрипке «Интернационал». Книга «Муся Пинкензон» об этом подвиге, изданная в Москве в 1967 году, была переведена на 16 языков народов СССР и восточноевропейских стран, трижды переиздана на русском языке.

В один из моих приходов в редакцию к Саулу Наумовичу, когда мы оказались одни в кабинете, я рассказал ему услышанную от отца притчу. Немец Готфрид говорит немцу Готлибу о своём сыне: «Он такой сообразительный! Ему десять лет, а он уже может десять умножить на десять, и у него выходит верно — сто!» Готлиб кивает: «Умный мальчик». Готфрид продолжает: «А сын еврея-кустаря — мальчишке всего шесть лет! — играет на скрипке, и старые музыканты-немцы хвалят его. Так почему Создатель дал евреям больше, чем нам?» Готлиб отвечает: «Создатель дал нам эту землю и с нею силу, и мы можем сделать так, чтобы евреев тут не было. Надо только захотеть». И они захотели.

Мой отец заканчивал притчу словами о том, что Создатель, мягко говоря, их не поддержал. Известно, как они поплатились. Память о сделанном и полученном всегда будет у них гвоздём в заднице.

Саул Наумович, выслушав, помолчал, поглядел на меня поверх очков и сказал:

- Игорь, я прошу вас — никому не рассказывайте эту притчу.

Я удивился:

- Ну почему? Я ведь не немцам рассказываю.

- А вы

--">