Ольга Аркадьевна Хожевец - Разбег

оплачивалась, но и считалась престижной. Мой брат окончил школу с отличием, получил высший балл на вступительных в лётное — и всё же понадобилась протекция, организованная мамой через каких-то своих знакомых, чтобы попасть в нейродрайв-группу. Первый набор в нашем захолустье. Учился брат удачно, входил в первую пятёрку на курсе, и светила ему в перспективе шикарная карьера пилота на межзвёздных линиях. Компании охотно вводили нейродрайверов в состав экипажа: популярная фишка пользовалась спросом.

В день моей памятной выходки брат не просто прибыл домой в увольнительную. Он впервые прилетел нейродрайвом на учебном бифлае! Ах, с каким неподражаемым форсом он подрулил на космоатмосфернике прямо к дому. С какой грациозной небрежностью покинул аппарат, направляясь к крыльцу!

Помню, как я крутился ужом, все пытаясь оказаться у брата за спиной — мне мучительно хотелось хотя бы рассмотреть, а ещё лучше — потрогать таинственное квазисущество, которое, я знал, прячется у моего родственника на шее, точно под линией роста волос. Только вот курсантские стрижки, прежде бывшие традиционно короткими, с появлением симбионтов удлинились до самого воротника, и я так ничего и не увидел. А уж лапать себя брат мне и тем более не дал — отмахнулся, как от назойливой мухи.

Зато после праздничного обеда, когда, осоловев слегка от обильной еды и нескольких бокалов вина, брат поддался на мамины уговоры и отправился немного вздремнуть, я на цыпочках прокрался к дверям его комнаты — и был вознаграждён. Сквозь щёлку неплотно прикрытой двери я увидел, как Роман запускает руку себе под шевелюру, досадливо морщится — и кладёт в стоящую на столе хрустальную конфетницу крошечный тёмный комочек.

Дальнейшее, думаю, можно не объяснять. Конечно, я дождался, пока брат уснёт. И, конечно, похитил симбионта. Так вот и настал мой звёздный час.

***

Нейродрайв — название, придуманное журналистами. Но в обиход прочно вошло именно оно, а не труднопроизносимая аббревиатура от производителя. Семилетнему пацану уже само слово казалось таинственным и красивым. Мне и симбионт показался красивым, хотя выглядит он просто как небольшая и очень мохнатая гусеница, обычно тёмного цвета. У брата была чёрная. Я хорошо помню мимолетную гримаску брезгливости, мелькнувшую на лице Романа, когда он сажал гусеничку в вазу. Непонятную для меня гримаску: ведь брат держал в руках ворота в мечту… Уникальные свойства симбионта состоят в том, что, получив от хозяина команду на активацию, он выпускает тончайшие волоски-нейронити, которыми и подключает нервную систему человека к любому достаточно сложноорганизованному механизму. Не к кофемолке, конечно — предметы излишне примитивные и с точки зрения симбионта мертвы, — но к чему-то, имеющему разветвлённую систему прямых и обратных связей. Например, кар-комби — это примерно нижний уровень. Были экспериментальные подключения к автоматизированным производственным комплексам или компьютерным сетям, но это оказалось не под силу уже человеческой психике. А вот всё летающее — и шустрые атмосферные флайкары, и чуткие, тонкие в управлении бифлаи, и привередливо-капризные аристократы-межзвёздники — вся эта разнообразная, но обычная, в общем-то, техника, казалось, только и ждала слияния, чтобы продемонстрировать, насколько это расширяет её привычные возможности.

Об ощущениях человека-хозяина уже тогда предпочитали много не распространяться; причина на то была, только мы ещё о ней не знали. А так ведь — просто и заманчиво: нейродрайв, непосредственное управление, командная связь и диагностика — в одном флаконе. Машинки показывают всё, на что способны: тут и скорость, и манёвренность, и безопасность. Самая мелкая неисправность замечается раньше, чем её "возьмут" любые датчики… Не замечается — чувствуется, вот в чём разница. Ну да об этом позже.

В общем, тот мой отчаянный полёт обошёлся брату в три месяца без увольнительных — это благодаря расторопности нашей мамы. Курсанту-отличнику с безупречной репутацией проще было ответить за хулиганскую выходку, чем объяснять про похищение симбионта и бифлая семилетним пацаном. Узнали бы в училище — позора было б не обобраться. Вот никто и не узнал. И только много лет спустя я понял, что меня это спасло от участи гораздо худшей — от роли подопытного кролика в каком-нибудь закрытом научном центре. Не думаю, что мать отдавала себе в этом отчёт. Ведь мы ещё не --">