Николай Александрович Тушинский - Рекорд (СИ)

тяжело осаживается на землю и кубарем скатывается в ближайшую неглубокую воронку. Я резко нырнул за ним. Мы лежали, вжавшись в землю, и ждали следующего выстрела из руин. Кривоносов был серьезно ранен, пуля прошла навылет, пробила легкое, и изо рта у него пузырями шла кровь. Я стал судорожно шарить в подсумке, пытаясь найти бинт, и в этот момент услышал сзади голос Юсупова: "Командир, ты жив?" Я тихо отозвался, сообщив, что Кривоносов ранен.

- Держись, я сейчас, - услыхал я в ответ и хотел было приказать ему оставаться на месте, но тот рванулся с земли с автоматом наперевес, в три прыжка оказался у воронки и уже почти очутился в ней, когда из многоэтажек раздался третий выстрел. Юсупов на мгновение застыл, загрёб руками воздух, упал навзничь и более уже не шевелился. Я вжался щекой в землю и замер. Кривоносов лежал рядом на спине, шинель на его груди потемнела от крови, но он был в сознании и повернул голову в мою сторону. В его глазах стояла невыносимая боль и вместе с тем какая-то решимость. Мы глядели друг на друга, я вынул из подсумка бинт и хотел подползти к нему вплотную, но он отчаянно замотал головой, приказывая мне не делать этого. Он лежал и смотрел куда-то вверх, на небо,

а я не слышал ничего кроме бешеных ударов собственного сердца.

Я подумал: "А где же Катя? Почему она не стреляет?" Так лежали мы рядом еще некоторое время. Вдруг Кривоносов повернулся ко мне и кивнул. Не успел я понять, что означает этот кивок, как он, напрягшись, приподнялся на руках. Я попытался схватить его за ногу, но он, хрипя и цепляясь за выступы, выбрался из воронки. С полминуты он стоял согнувшись, собираясь с силами, а потом выпрямился во весь рост. Время замерло. Раздался выстрел, и Кривоносов, уже мертвый, рухнул обратно в воронку.

Я остался один, в растерянности прикрывая голову руками и судорожно соображая, что мне делать дальше. Времени у меня почти не оставалось - воронка служила лишь условной защитой, и немец без труда достал бы меня там, стоило ему лучше прицелиться. Я вспомнил, что совсем близко от того места, где мы лежали, начиналась заброшенная траншея. Если бы мне удалось добраться до нее, я бы мог дождаться наступления темноты! Раздумывать было некогда, и я решился, пока снайпер не засек меня. Закинув автомат за спину, я стал карабкаться вверх и перемахнул через край воронки. Немец уже и сейчас мог бы начать стрелять, но, видимо, он был педантом и хотел сработать чисто, одним выстрелом, полагая, что мне все равно некуда деваться. Я пополз, но вот бугор распаханной взрывами земли преградил мне путь. Медленно заползать на него было бессмысленно - так он снял бы меня без малейшего труда. Тогда я вскочил и рванулся вперёд, вложив в свой прыжок все оставшиеся силы. Я прыгнул раз, другой, третий, нарочно меняя направление, чтобы ему сложнее было целиться. До спасительной траншеи оставалось не более трех метров, когда я услышал выстрел и в тот же миг ощутил обжигающий удар в спину. Падая, я выставил вперед руки и покатился по земле. Оказавшись сидящим на коленях, я хотел приподняться, но тут раздался еще один выстрел. Я ждал нового удара и новой боли, но их не последовало. Я вдруг понял, что звук последнего выстрела был уже другим, и прозвучал он не со стороны разрушенных домов, а откуда-то справа, оттуда, где стояла одинокая будка регулировщика. Выстрел смолк, и над окрестностями воцарилась мертвая тишина. Я по-прежнему сидел на коленях, но от боли стал заваливаться на бок. Сознание не покидало меня, и тут меня осенило: тот последний выстрел сделал не немец - это была Катя, все это время сидевшая в засаде и ждавшая удобного момента. И вот теперь, как видно, она смогла, наконец, достать свою цель.

Так думал я, вспоминая ее милое открытое лицо и понимая, что уже почти не чувствую ног, что рядом, в нескольких метрах, остывают тела моих товарищей - цена, уплаченная за этот единственный верный выстрел. Я приподнялся еще раз на локтях, выжидая, не будет ли кто-нибудь стрелять. Но нет, безмолвие повисло над округой, прекратился даже ответный минометный огонь немцев. Я растянулся на земле, глядя на разрастающееся черное облако дыма вдали. Стало зябко и страшно, захотелось пить, а с неба начинал капать мелкий холодный дождь.

--">