Анастасия Павловна Крюкова (Tokaari Chima) - Жертва (СИ)

Анастасия Крюкова (Tokaari Chima)

ЖЕРТВА

Бушевала гроза, а может это был яростный шум боя. С края поля был виден лес, испокон веков стоявший на том месте, а теперь полыхающий оранжевыми языками пламени. В воздухе над ним повисло облако черного едкого дыма. Изредка порыва ветра доносили запах гари и горелой плоти. Больше не было жизни в том месте.

Из леса, спотыкаясь и в ужасе оглядываясь, выбежала женщина с голубым свертком на руках. Едва достигнув густых зарослей кустарника, она упала на колени и резко вытянула из волос бледно-розовую ленту. Замысловатая прическа распалась, ослепительно-черные пряди взметнулись на ветру. Голубые глаза смотрели испуганно, но решительно. С силой вцепившись себе в запястье зубами, она дождалась крови и смочила ею ленту, что-то прошептав. После этого кровь не останавливалась. Женщина поспешно приподнялась, рисуя обширный круг, а в нем другой, меньше. Стоило закончить ритуал, как кольца загорелись ослепительным красным светом, появились причудливые магические символы. Приходилось поторапливаться — судя по звукам, преследователи были совсем близко. На мгновение женщина гордо выпрямилась и прошипела несколько проклятий в сторону погони. Совсем ненадолго, но это должно было их остановить, выиграть время. Затем, как будто очнувшись, подобрала сверток — при этом черты лица ее смягчились — и осторожно опустила в самый центр круга.

— Люций, — напряженно заговорила она, — я уверена, ты здесь и наслаждаешься зрелищем смертей, но прошу, помоги моему ребенку. Я обещаю тебе плату.

Ответа не последовало. Внутри все сжалось от страха. Быстро оглянувшись на лес, из которого все громче доносились голоса охотников, женщина с отчаянием заговорила еще раз.

— Слышишь, Люций, — она склонилась ниже, к кругу, в голосе проскользнуло что-то похожее на мольбу, — я не грешила и должна попасть в Рай. Но я обещаю свою душу тебе, если спасешь ее.

Она положила руку на одеяльце и ласково провела по нему, пачкая его и лицо малышки в крови из незаживающей раны.

— Люций!

Она замерла в ожидании. Надежда медленно таяла.

Но вдруг все звуки исчезли, казалось, время замедлило свой ход. И тут возник он. Вот так просто, даже воздух не шелохнулся.

— Ты права, ведьма, я был здесь, — демон стоял, уперев руки в бёдра, всё такой же полувидимый, полуреальный. На нем был разноцветный клоунский костюм, лицо разрисовано гримом, смотрящимся жутко в сочетании с черными, словно сама бездна, глазами. В них не было жизни, не было сочувствия или любви.

«Мертвые», — подумала Амалия, увидев его впервые.

— Ты просишь ее о спасении, — он кивнул на спящую девочку, — но я не понимаю зачем. Они не успокоятся, пока не перебьют вас всех. Будут преследовать, пока не увидят смерть каждого из вас.

Сложив за спиной руки, демон, словно акула, стал бродить по кругу, не сводя с малютки внимательного взгляда. Казалось, в его глазах впервые разгоралось что-то похожее на интерес.

— Девочка с самого начала была мертвой. Как и ты, как и все твои соплеменники.

— Она моя дочь. И я хочу, чтобы ты спас ее, — твердо заявила Амалия, бесконечно обрадованная, что он все-таки пришел. — Пожалуйста, Люций.

— От этих вот? — он обернулся в сторону появившихся вдалеке охотников. — Тяжёлая работа, и ты знаешь это, женщина. Они запечатали даже естественные порталы, ведущие в Ад. Не навсегда, конечно, для этого они слишком слабы и самоуверенны. Здесь я не более чем одинокий человек. Вот разве что увидеть меня сложнее, — усмехнулся он, растягивая в жуткой улыбке перепачканные краской губы.

— Из ненависти к нам… — с досадой произнесла Амалия. — И боялись, трусы, что мы вызовем подобных тебе. Называют нас язычниками… Идиоты. Как мы можем верить в их фальшивых врагов, когда мы их не видим? Но вот ты… — она подняла на демона полные решимости глаза. — Ты реален. И ты защитишь её. Сейчас ведь мы под твоим Покровом? И они нас не видят. Помоги ей, прошу.

— Я уже говорил — это невозможно…

— Моя душа, — напомнила она. — Душа, в последний момент низвергающаяся в Ад. Безгрешная. Для вас ведь нет большей радости, чем заставить страдать невинного, — ничего не в силах с собой поделать, женщина скривилась, почувствовав отвращение.

— Это правда, — согласился Люций, явно довольный. — Но ещё большей подлостью было бы украсть невинного ребёнка, --">