Александр Геннадьевич Карнишин - Плохая квартира

Александр Карнишин ПЛОХАЯ КВАРТИРА

За закрытой дверью по коридору с утробным урчанием пронеслась кошка.

Митя вздрогнул, резко просыпаясь. Кошки бесятся, когда им скучно — дело понятное. Вот только в этой однокомнатной квартире кошек не было никогда. Аллергия.

Он откинул одеяло и кинулся к двери, шлепая босыми ногами, боясь споткнуться в черноте ночи и упасть. Ручка двери медленно поворачивалась. Он еле успел подставить стул так, чтобы дверная ручка упиралась в него.

— Митя? Ты там? Хватит играться! Открой дверь немедленно, а то папу позову.

Ага. Папу она позовет. Сейчас прямо. Папа умер на прошлой неделе. Какая-то мерзость укусила его за руку, врач просто не успел. Сослуживцы отца помогли: принесли гроб, выставили его на улице на двух табуретках. Гроб был закрыт, а на крышке — фотография. Из старых. Там папа был худой, веселый и в немодных очках с тонкой оправой. Старенький священник из их заводской часовни что-то неразборчиво почитал, переходя иногда на пение. Потом махнул рукой — можно. Потом мужики сказали, чтобы Митя шел домой и ждал там. Мол, они сами все сделают. А вечером приехал усталый чиновник из управы и под роспись выдал белую керамическую вазу с крышкой.

— И что теперь? — спросил Митя.

— А что теперь… Как решишь, так и будет. Можешь на кладбище отвезти, в колумбарий. Можешь дома оставить.

— Так, может, вы и отвезете туда?

— Нет уж. Это теперь твое личное дело. А мое — вот, — он потряс толстым журналом, куда записывал, кому и когда и что выдал.

Так что папы уже не было. И кошки не было. И никого не было. А маму он и вовсе не знал — она умерла родами. Выходит, теперь Митя круглый сирота. По коридору опять пронеслась кошка, стуча когтями по ламинату и поскальзываясь на ходу.

В окно резко и уверенно постучали. Потом еще раз. Мол, открывай немедленно!

Митя забрался под одеяло, закутался с головой, выставив наружу только нос. Стучали еще и еще и в дверь, и снова в окно. Кошка орала, как резанная. А Митя старался унять сердцебиение и ждал утра и света.

Утром в квартире все было в полном порядке. Бедненько, но чистенько — так говорил папа. Раньше, когда еще жил.

Ванная и туалет были открыты настежь — это Митя специально оставлял на ночь. Чтобы утром не шарахаться от каждой тени. На кухне был полный порядок, как и целая батарея сухого корма — его неприкосновенный запас. Мало ли что, вдруг придется дома отсиживаться. Вот, еда есть. И вода есть — два полных эмалированных ведра с крышками стоят под кухонным столом. На всякий случай.

Митя походил везде, прислушиваясь к своим ощущениям. Вроде, все нормально, как обычно. А вот в коридоре вдруг шибануло запредельной жутью от старого одежного шкафа. Не то, чтобы открыть и посмотреть внутрь — просто тронуть его казалось смертельно опасным и страшным.

Митя сразу позвонил коммунальщикам. Пришли усталые и злые мужики в оранжевых тужурках, выслушали Митю, потом выслушали шкаф какими-то непонятными приборами. А потом споро и умело, как пауки, стали заклеивать его широкими лентами пластика. Упаковали так, что ни одного угла не торчало наружу, а потом с крепким матерком и с остановками-передышками вытащили его из квартиры. Увезли. Сразу стало легче. Вот всего-навсего увезли старый шкаф — а насколько же легче стало!

Потом-то он понял, что про пауков подумал совершенно зря. Но это уже потом. И очень недолго.

Митя еще сходил в комнату и выглянул в окно, раздвинув плотные шторы. Все же хорошо, что у него не тюль какой-то, а настоящие шторы. Ни лучика света не проходит, если не раздвинуть. И ночью не так страшно, потому что они и звук немного ослабляют, да и не видно, кто там за окном на восьмом этаже.

Убегая на учебу, поздоровался с бабой Тоней, что живет прямо под ним в такой же однушке-малогабаритке.

На перемене новый однокурсник, недавно поступивший сразу на третий курс, говорил, как же тут у вас хорошо и тихо. Вот у них там, рассказывал, после одной музыкальной курсовой вечеринки пришлось всем таскать мебель и баррикадировать двери и окна. Мало того — сидеть потом под баррикадами всю ночь, следя, чтоб не рухнула, упираясь руками и ногами, чуть ногтями в пол не впиваясь. А снаружи порыкивали всякие монстры, лениво толкаясь то в двустворчатую дверь, то в панорамное окно.

Какие такие монстры? Всякие. Не надо вам знать. У вас тут хорошо, говорил он. Ночью свет горит на улицах. Работают магазины. Вот, институт --">