Петр Вячеславович Мамченко - Последние воплощения

маленький бродяга знал, что его мать любят мужчины совсем не за доброе сердце и ласковые руки, что сам он является пустым местом для взрослых и игрушкой в жестоких играх для детей. В редкие минуты благодушия мать утверждала, что его отец — не то могучий воин, не то богатый торговец, который рано или поздно вспомнит о них и заберёт в свой шикарный дом, но слишком тёмные для атланта волосы мальчика выдавали совсем другое происхождение.

В армии, где всё решали сила рук и мощь чар, Воалус почти забыл о своём низком происхождении. Он был первым среди равных, любимцем командиров и кумиром новобранцев — до тех пор, пока окрестные леса не ощетинились копьями, и войска спешно были возвращены на защиту сияющих стен. А затем эта похотливая сучка из второй касты и её туповатый братец, желающий смыть оскорбление кровью — вряд ли он имел в виду свою. Скорый и неправедный суд, целиком купленный богатым папашей — и вот он в лапе у божественной твари, по своей сути не способной к милосердию. Что ж, жизнь не удалась, так может, хоть смерть удастся обставить с должным шиком.

— Хвала тебе, величайший. Возьми мою жалкую жизнь, но позволь мне вначале усладить тебя смертями врагов. Пусть реки крови текут в твою бездонную глотку, а стоны умирающих ласкают слух. Пусть моя смерть станет для тебя неиссякаемой славой!

Чудовище расхохоталось, ещё больнее сжав его пальцами.

— Я вижу все твои жалкие мыслишки, истинный шакал войны, и знаю, кого именно ты считаешь врагом. Но ты получишь желаемое — и выплатишь долг тем, чем пообещал. Получи моё последнее благословение!

Неизвестно откуда взявшийся во второй лапе Неназываемого кинжал ударил быстрее молнии, по самую рукоять войдя в сердце воина. Тяжёлое тело рухнуло на пол из под самого купола храма.

Воалус задыхался, пытаясь ухватить растрескавшимися губами враз загустевший воздух. От лезвия кинжала по всему телу волнами накатывал смертный холод, перемежающийся с болью. Милосердная смерть всё не приходила, хотя от боли, казалось, вот-вот закипит кровь и глаза выстрелят из черепа, как камни из варварской пращи. Воздух потоком лавы врывался в лёгкие, испепеляя гортань.

Воин с пробитым сердцем медленно поднялся. Тело было вновь послушным и странно лёгким, а боль засевшего между ребер кинжала давала странную силу. Все торопливо отходили с пути избранного, пока он по прямой, как лезвие меча, линии, шёл к своему обидчику, торговцу, чьими стараньями так легко затеряться в толпе рабов. Новое чувство безошибочно указывало ему, где сейчас находится любой из погубившего его семейства.

Торговец не был трусом. Он дождался, пока немёртвый не подойдёт в упор, и ударил мечом прямо в горло, оставив едва заметную отметину. Второй удар не прошёл — стальное лезвие было поймано в полёте и разлетелось, как стекло, под напором холодных пальцев.

Какое это всё-таки наслаждение — медленно разрывать врага голыми руками!

Храм богини жизни с первого взгляда напоминал какую-то безумную оранжерею. Здесь росли самые разные растения, буйно цветя и плодонося вне зависимости от сезона. Жрицам было необходимо только постоянно поливать растения — незримое присутствие богини заменяло им солнце. Здесь равно приветствовались дивные цветы и самый жалкий сорняк, цветущий и благоухающий персик и смертоносный анчар, чьи ядовитые испарения убили бы всё живое в храме за несколько кругов — если бы ему не противодействовала сама сила жизни.

Но сейчас жрицам было не до полива. Богиня была не в восторге от методов жителей последнего города — и собственных жриц в частности, поэтому вызвать её с каждым разом становилось всё труднее.

Когда-то жизни служили молодые и прекрасные беременные женщины, оставлявшие свой сан сразу после рождения ребёнка и только изредка возвращающиеся для того, чтобы вновь разрешиться от благословенного бремени на алтаре к радости богини. Рождённые здесь дети получали божественное благословение и отличались несокрушимым здоровьем и долголетием.

Но власть жриц велика и сладостна, и не каждая готова отдать её добровольно — и сейчас шесть из семи положенных священнослужительниц были мерзкими морщинистыми старухами, чей жизненный путь в несколько раз превзошёл норму, а искалеченные грязным волшебством плоды в их утробах прекращали свой рост и не торопились покидать надёжное убежище спустя положенный срок. Если такой младенец в силу каких-либо обстоятельствв --">