Автор неизвестен - На сотню тысяч (СИ)

поговорить об этом? – спокойно спрашивает у него Адиль.

Все дело в как бы невзначай тусующихся поодаль пятерых Адилевых земляках. Массовую драку здесь устраивать никто не будет. Я далеко не повод.

– Поговорим, – недобро прищуривается Смирнов. – Позже.

Уходит он медленно, типа с достоинством. Сопровождающая его парочка почти синхронно сплевывает наземь и следует его примеру.

Как будто не рядовые славной Российской Армии, а гопота из «устьзажопинска».

Хотя почему «как будто».

– Шакалы, – выплевывает им вслед Адиль. – Пошли, – а это уже мне. – Отведу тебя в медчасть.

В интонации нет и намека на жалость или участие.

И я благодарен ему за это даже больше, чем за то, что вмешался.

***

Теплые губы прижимаются к затылку. Мягко, почти что нежно. Адиль просто обнимает меня со спины и замирает, сцепив руки на моем животе.

В тусклом зеркале над умывальником отражаются наши смутные в темноте силуэты.

Спрашивать у Адиля, как он оказался в половине первого ночи в медпункте – бесполезно. Я и не спрашиваю. Просто молча смотрю в зеркало.

– Что с бровью? – он спрашивает это в мой затылок.

– Зашили, – я говорю так же тихо.

Он не отвечает. Просто целует меня еще раз. Теперь в шею. И от этого короткого прикосновения по телу проходит волна едва заметной дрожи. Стискиваю ладонями края раковины.

Адиль выдыхает что-то полушепотом на своем. И в его словах я слышу неприкрытую нежность. Какую-то отчаянную, грубоватую. От этой непонятной мне фразы сводит болезненно что-то глубоко в груди.

Что ответить, я не знаю.

Закусываю губу, чувствуя солоноватый привкус крови. Ссадина совсем свежая. Глупо было трогать.

Больше никто из нас не произносит ни слова. Коротко тронув губами мое плечо, Адиль просто тянет вниз мои трусы – увидев сообщение от Адиля, я не стал тратить время на то, чтобы одеться, так и пришел в трусах и шлепках - приспускает свои штаны, щелкает крышкой тюбика с кремом и проскальзывает пальцами между моих ягодиц.

Подушечки шершавые и теплые. Крем быстро согревается на коже.

Тяжело втягиваю загустевший воздух, чувствуя, как в меня втискиваются сразу два пальца. Впрочем, ненадолго. Через полминуты Адиль вынимает их, тянет меня на себя и просит:

– Расставь ноги.

От его охрипшего шепота по позвоночнику пробегают мурашки. Молча слушаюсь, прогибаюсь в спине, давая доступ.

Он вталкивается медленно, придерживает меня за бедра. А я чувствую под своей ладонью, которую инстинктивно положил на его бедро, горячую, покрытую жесткими волосками кожу.

Это даже отвлекает от боли. Но наш секс – это всегда сначала больно. Потому что слишком быстро. Слишком неудобно.

Я вдруг представляю, как мы могли бы трахаться лицом к лицу. Как Адиль бы накрыл меня собой, прижимая не к забрызганной раковине, а к постели. Моей постели. Или своей. Без разницы.

Почему-то отчетливо видятся его темные, обрамленные густыми ресницами глаза. И в них снова нежность.

Или это в зеркале?

– Больно? – горячая ладонь ложится на мой опавший член. – Прости. Подождем.

И за это его неловкое «подождем» я готов разрешить ему все что угодно. Меня накрывает. Я вцепляюсь в его ладонь, тяну наверх, прижимаюсь губами к самой середине, трусь щекой.

Адиль глухо вздыхает, гладит пальцами мои губы, почти невесомо, явно боясь потревожить ссадину.

– Давай, – почти скулю. Мне уже плевать на то, что больно. Потому что еще немного и... Ох, мать твою!.. Господи...

Дыхание застревает где-то в легких. В глазах вспыхивает. Член Адиля задевает во мне то самое нужное место, вскользь, но от этого мое тело словно превращается в сплетение обнаженных нервов. Я

--">